Военные профессионалы в США:взгляд изнутри

С 30-Х годов прошлого века и по сей день тысячи обученных воевать людей занимаются коммерческими делами

Существенное усложнение вооружения и военной техники (ВВТ) и ратного искусства на рубеже XIX-XX веков потребовало от офицерства и особенно генералитета не только специальной подготовки, но и методичного повышения уровня знаний и расширения кругозора. Как следствие американское общество стало иначе воспринимать военных профессионалов, отдавая им дань уважения не только как героям сражений и боевых кампаний, но и как относительно прилично образованным людям. Если во второй половине XIX столетия в США лишь незначительная часть военачальников имели специальное углубленное образование, то уже к началу Первой мировой войны, например, почти три четверти из 441 генерала американских сухопутных войск были выпускниками Военной академии (училища) Уэст-Пойнт. Другими словами, американский офицерский корпус стал воистину профессиональным.

Но данный факт вместе с ростом авторитета представителей среднего и высшего командного состава армии и флота в американском обществе не разрушил искусственного барьера, все еще разделявшего его военных и гражданских представителей. Во многом причиной этого, как подчеркивал Самюэль Хантингтон, являлась устремленность кадрового офицера к достижению искомой цели - эффективности в бою, чему невозможно найти аналога на гражданском поприще. Отсюда отличие исторически сформировавшегося военного мышления от образа мыслей гражданского человека.

]]>
ПАЦИФИСТЫ В ПОГОНАХ

Хантингтон отмечает, что образ мышления военного профессионала универсален, конкретен и постоянен. Это, с одной стороны, сплачивает военных в некую специфическую среду или группу, а с другой - невольно делает их изгоями, отделенными от остального общества. Причем данный феномен, в принципиальном плане вскрытый Хантингтоном, получил свое развитие уже в изысканиях современных исследователей англосаксонской модели военного устройства. Так, Стрэчен Хью констатирует, что современный американский или британский военный не может не гордиться хорошо выполняемой работой, но общество, которому он служит, оценивая своих военных представителей, всегда отделяет личностные качества конкретного человека в форме от дела, которому он служит, или от цели, которой пытается добиться (и за что даже порой умирает). Такое двоякое отношение к себе не способствует единению военных и гражданских.

Кристофер Кокер, профессор международных отношений Лондонской школы экономики, еще более пессимистичен. По его мнению, «в настоящее время военные в отчаянии от того, что все больше отдаляются от гражданского общества, которое должным образом не оценивает их и одновременно контролирует их думы и действия... Они удалены от общества, которое отказывает им в честно завоеванной славе». Ученый приходит к выводу: «Западный военный находится в глубоком кризисе в связи с эрозией в гражданском обществе образа бойца вследствие отбрасывания жертвенности и самоотдачи как примера для подражания».

Однако изолированность вооруженных сил от общества, утверждает Кокер, чревата опасностью формирования нездоровой внутриполитической обстановки. В результате будет неизбежно подорван гражданский контроль над военными, а руководство страны окажется не в состоянии адекватно оценивать эффективность своих вооруженных сил. По мнению Кокера, казалось бы, напрашивается простой вывод: приспосабливание профессиональных военных к ценностям гражданского общества. Но это, утверждает британский профессор, опасный путь решения проблемы, ибо военные должны рассматривать войну как вызов и свое предназначение, а не как работу по принуждению. Иначе говоря, они обязаны быть готовыми к жертвенности.

Между тем, отмечают западные аналитики, в период «тотальной войны» с терроризмом гражданское общество свыкается с постоянной напряженностью, ожесточается, но одновременно почти с нескрываемым удовольствием возлагает обязанность ее ведения на профессиональных военных. Тем более что в гражданском обществе весьма популярен тезис: «Профессиональный военный не может не возжелать войны!».

В действительности же, и это весьма четко и логично доказывают некоторые западные исследователи (правда, главным образом из числа людей в форме), знаток военного дела, то есть профессионал в данной сфере, весьма редко относится к войне как к благу. Он настаивает на том, что грядущая опасность войны требует увеличения количества ВВТ в войсках, но при этом вряд ли будет агитировать за войну, оправдывая возможность ее ведения расширением поставок вооружений. Он выступает за тщательную подготовку к войне, но никогда не считает себя полностью готовым к ней. Любой офицер высшего уровня руководства вооруженными силами прекрасно осознает, чем он рискует, будь его страна втянута в войну.

Победоносная или проигранная, в любом случае война потрясает военные институты государства куда в большей степени, чем гражданские. Хантингтон категоричен: «Только гражданские философы, публицисты и ученые, но не военные могут романтизировать и прославлять войну!».

РАДИ ЧЕГО СРАЖАЕМСЯ?

Данные обстоятельства, продолжает свою мысль американский ученый, при условии имеющей место подчиненности военных гражданским властям, причем как в демократическом, так и тоталитарном обществе, вынуждают военнослужащих-профессионалов вопреки разумной логике и расчетам беспрекословно «выполнять свой долг перед отечеством», другими словами - потакать прихоти гражданских политиков. Наиболее поучительным примером из этой области, полагают западные аналитики, является положение, в котором оказался германский генералитет в 30-е годы прошлого века. Ведь немецкие высшие офицеры наверняка осознавали, что гитлеровская внешняя политика приведет к национальной катастрофе. И тем не менее, следуя канонам военной дисциплины (пресловутый «орднунг»), германские генералы усердно выполняли указания политического руководства страны и некоторые даже извлекли из этого личную выгоду, заняв высокое положение в нацистской иерархии.

Правда, в англосаксонской системе стратегического управления при формально жестком гражданском контроле над ВС время от времени бывают сбои, когда генералитет выходит из подчинения своих гражданских боссов. В американских теоретико-публицистических трудах обычно приводят пример с генералом Дугласом Макартуром, позволившим себе выразить несогласие с президентской администрацией в отношении проводимого ею военно-политического курса в период боевых действий в Корее. За это он и поплатился увольнением в отставку.

За всем этим скрывается серьезная проблема, осознаваемая всеми, но не решенная ни в одном государстве и по сей день, считают западные аналитики. Это конфликт между повиновением военнослужащих и их профессиональной компетенцией, а также тесно связанное с этим противоречие между компетенцией людей в форме и законностью. Безусловно, военный профессионал прежде всего обязан руководствоваться буквой закона, но порой навязываемые ему «высшие соображения» ставят его в тупик и обрекают на действия, в лучшем случае противоречащие его внутренним этическим установкам, а в худшем - на тривиальные преступления.

Хантингтон отмечает, что в целом в среде американских военнослужащих на рубеже XIX-ХХ веков не были популярны идеи экспансионизма. Многие офицеры и генералы считали использование вооруженных сил самым крайним средством решения внешнеполитических проблем. Причем такие умозаключения, подчеркивают современные западные политологи, были характерны для американских военнослужащих и накануне Второй мировой войны и высказываются ими в настоящее время. Более того, генералитет США не только в открытую опасался форсированного вовлечения страны в грядущую Вторую мировую войну, но и впоследствии всячески противился распылению сил и средств сразу между двумя ТВД, призывая руководствоваться сугубо национальными интересами и не идти во всем на поводу у британцев.

Однако если генералитет США и ведомый им офицерский корпус (то есть профессионалы) воспримут предстоящий или начавшийся военный конфликт как нечто «священное», они пойдут до конца. Данный феномен объясняется глубоко укоренившимся в американском обществе идеализмом, склонным превращать справедливую (по его мнению) войну в «крестовый поход», в битву, ведущуюся не столько ради обеспечения национальной безопасности, сколько за «универсальные ценности демократии». Именно такой точки зрения придерживались военнослужащие США относительно характера обеих мировых войн. Не случайно генерал Дуайт Эйзенхауэр свои воспоминания назвал «Крестовый поход в Европу».

Подобные настроения, но с известными издержками политического и морального характера царили в среде американских военных в начальный период «тотальной борьбы с терроризмом» (после терактов в сентябре 2001 года), приведшей к вторжению сначала в Афганистан, а затем в Ирак. Этого нельзя сказать о войнах в Корее и Вьетнаме, когда к военным мало прислушивались да и «ореола святости дела», за которое порой приходилось умирать на поле боя, не наблюдалось.

Относительные неудачи США в Афганистане и Ираке в последние годы находят косвенное отражение в обществе. Оно осознает, что поставленные цели вряд ли могут быть осуществлены в силу целого ряда причин, в том числе неадекватности подготовки командных кадров, к тому же не отмеченных славой победителей и геройством в прошедшие десятилетия. Ныне известный американский военный ученый Дуглас Макгрегор прямо указывает на явное преувеличение и надуманность успехов ВС США в конфликтах после Второй мировой войны. По его мнению, боевые действия в Корее закончилась тупиком, во Вьетнаме - поражением, вмешательство в Гренаде и Панаме - «суетой» перед лицом практически отсутствовавшего противника. Некомпетентность американского военного руководства вынудила отступить из Ливана и Сомали, объективно сформировавшаяся на Гаити и в Боснии и Герцеговине катастрофическая обстановка к везению американцев просто не могла не способствовать проведению там по сути облегченных, с гарантией на успех небоевых миротворческих операций. Даже исход войны в Заливе в 1991 году можно лишь условно назвать успешным ввиду неожиданно слабого сопротивления деморализованного противника. Соответственно о выдающемся мужестве и подвигах военнослужащих на поле боя, а уж тем более о заслугах генералитета якобы и говорить не приходится.

ИСТОКИ ОДНОЙ ПРОБЛЕМЫ

Однако проблема некомпетентности определенной части американских офицеров и особенно генералов не столь однозначна и проста. Она порой выходит за рамки чисто военно-профессиональной деятельности и во многих аспектах уходит корнями в ретроспективу, фактически в первые годы и десятилетия функционирования военной машины США, во многом определяется спецификой контроля за военными со стороны гражданских властей.

Основатели Соединенных Штатов и авторы американской конституции, почувствовав общий настрой общества, изначально определили, что гражданский президент страны является одновременно и верховным главнокомандующим национальными вооруженными силами. Следовательно, он вправе руководить войсками «в поле». Первые американские президенты именно этим и занимались. Как и для командира низшего уровня, для главковерха считалось необязательным иметь специальное образование, вполне достаточно было почитывать специальную литературу и обладать соответствующими морально-волевыми качествами.

Неудивительно, что Мэдисон занялся непосредственной организацией обороны столицы в ходе англо-американской войны 1812-1814 годов, Полк во время войны с Мексикой (1846-1848), хотя и не управлял войсками в сражениях напрямую, лично составил план кампании и постоянно вмешивался в руководство частями и подразделениями. Последним примером такого рода являются разработка Линкольном стратегии борьбы с конфедератами и его «руководящее» участие в маневрировании войск северян в начальный период Гражданской войны (1861-1865). Впрочем, уже через два года вялотекущих боевых действий президент осознал, что сам он с ролью полководца не справится...

Таким образом, во второй половине XIX века в США сложилась такая ситуация, когда глава государства более не мог квалифицированно руководить военнослужащими, даже если у него самого имелся некоторый ратный опыт. Фактически у президентов не было возможности качественно выполнять данную задачу без ущерба своим основным функциям - политико-экономическим. И тем не менее в последующем попытки вмешательства хозяев Белого дома в чисто профессиональные дела военных отмечались неоднократно.

Например, во время американо-испанской войны 1898 года Теодор Рузвельт не раз давал «рекомендации» военным, как проводить те или иные операции. Его дальний родственник Франклин Делано Рузвельт поначалу решил лично руководить вооруженными силами. Он полагал, что блестяще разбирается в военных делах и наивно считал себя равным в дискуссиях с генералитетом по оперативным и тактическим вопросам. Однако после трагедии Перл-Харбора американский президент, надо отдать ему должное, моментально сориентировался и «был счастлив» полностью довериться в военных делах профессионалам, прежде всего, безусловно, одаренному военачальнику генералу Джорджу Маршаллу.

Сменивший Рузвельта на президентском посту Трумэн, почти сразу проявивший себя как жесткий и решительный руководитель на международной арене, тем не менее своими «коррекционными» указаниями в ходе корейской войны вызвал взрыв негодования у генералитета, якобы «украв» у него победу над коммунистами, что в конце концов привело к упомянутой выше отставке влиятельного боевого генерала Дугласа Макартура. Зато следующий президент Дуайт Эйзенхауэр, генерал, герой Второй мировой войны, имел безоговорочный авторитет среди военных профессионалов всех уровней, а потому, несмотря на частое вмешательство в дела вооруженных сил, избежал конфликтов с их командованием.

Джон Кеннеди по сей день остается одним из самых популярных президентов США. Но хоть он и обладал опытом боевой службы в качестве офицера ВМС, тем не менее снискал себе славу руководителя, который по крайней мере дважды «мягкими» решениями, вопреки рекомендациям военных, нейтрализовывал начавшуюся было развиваться по американскому сценарию ситуацию в ходе вторжения на Кубу весной 1961 года и во время Карибского кризиса осенью 1962-го.

При президентах Линдоне Джонсоне и Ричарде Никсоне, пытавшихся достойно выпутаться из грозившей катастрофой вьетнамской войны, также отмечались попытки вмешательства высших гражданских чиновников в чисто военные вопросы. Однако взрыва негодования относительно «украденной победы», как в период корейской войны, не последовало. Главком войск США во Вьетнаме генерал Уильям Уэстморленд, будучи несклонным каждый раз соглашаться с содержанием инструкций из Белого дома, был тихо переведен на высокий пост. Другому же, более несговорчивому и более жесткому противнику методов ведения боевых действий, навязываемых из гражданских инстанций, генерал-лейтенанту морской пехоты Виктору Крулаку под давлением Джонсона отказали в продвижении.

Большинство несогласных военачальников (вроде подававшего большие надежды командира 1-й пехотной дивизии генерала Уильяма Депьюи) ограничивались изложением своих взглядов на страницах специализированных СМИ, в ходе научных дискуссий и т. д. Американские аналитики подчеркивают, что скандалов, обвинений, связанных с вмешательством гражданских чиновников в управление войсками «в поле», после Вьетнама не отмечалось. Но это не означает, что гражданскому руководству США раз и навсегда удалось «подмять» военных, лишив их права на свое, отличное от президентской администрации мнение. Примером этому, кстати, может служить дискуссия, разразившаяся на Капитолийском холме накануне ввода в 2003 году американских войск в Ирак, в ходе которой начальник штаба армии генерал Эрик Шинсеки позволил себе не согласиться с разработанными администрацией Буша-младшего планами, что в конце концов и послужило причиной его отставки.

Порой в качестве аргумента в спорах о причинах некомпетентности военнослужащих в своих профессиональных делах всплывает и такой тезис, как «взваливание гражданскими своих функций на военных», что, мол, отвлекает последних от выполнения их прямых обязанностей. Данный факт был подмечен в свое время еще Хантингтоном. Он, в частности, писал о том, что изначально и по своей сути задачей военного профессионала являлось и является подготовка к войне и ее ведение, и не более. Но прогресс влечет за собой лавинообразное усложнение боевых действий, связанное с применением в нарастающих масштабах все большего количества вооружений и различной аппаратуры. Следовательно, в военную сферу вовлекаются все больше специалистов, имеющих к ней на первый взгляд весьма отдаленное отношение. Конечно же, продолжает ученый, можно заставить военных изучать нюансы производства вооружений и боевой техники, способы их закупок, теорию бизнеса и, наконец, особенности экономической мобилизации. Но нужно ли это делать людям в форме, вот в чем вопрос.

Полное отсутствие интереса бизнеса к данным проблемам вынудило руководство США еще в 30-е годы прошлого века взвалить весь этот груз на плечи самих военных. С тех пор и по сей день мало что изменилось. Тысячи обученных воевать профессионалов отвлекаются от исполнения своих непосредственных функций, и в составе министерств и штабов видов ВС, центральных управлений Пентагона, аппаратов министра обороны и председателя КНШ занимаются по сути чисто коммерческими делами: формированием и контролем исполнения оборонного бюджета, проталкиванием через конгресс заказов на ВВТ и т. д., и т. п.

Альтернативой такому порочному порядку вещей, подчеркивают американские аналитики, в рамках той же самой англосаксонской модели управления в военной сфере является и другая, более прагматичная система, утвердившаяся в Великобритании, в соответствии с которой «военные плановики лишь косвенно связаны с экономикой, социальными и административными проблемами». Весь этот комплекс вопросов передан для решения специализированным агентствам, управлениям и т. п., обеспечивающим всем необходимым британских военных.

Несерьезно о серьезном: «Законы Мэрфи о войне

Американские ориентиры военной реформы

Америка готова сокращать военные расходы

Американские войны дорожают семимильными шагами

180 лет со дня основания Военной академии Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации