24 февраля 1979 года центральный аппарат Управления КГБ по Краснодарскому краю героических акций не планировал, и сотрудники в урочный час разбрелись по домам. Рутину провинциального бытия прервала шифровка-молния из Москвы, и в 3 часа ночи дежурный офицер объявил общий сбор.
Не прошло и получаса, как 200 офицеров-контрразведчиков с «тревожными» чемоданами наперевес прибыли в Управление и, ощетинившись стволами табельных ПМ, замерли в своих рабочих кабинетах в ожидании дальнейших указаний. И они поступили.
Первое (главное): безотлагательно отбыть в город Туапсе.
]]>Второе: оперативному составу разделиться на четыре отряда.
Третье: 1-му отряду выдвинуться в аэропорт; 2-му – на ж/д вокзал; 3-му и 4-му – убыть на стоящих под парами спецавтобусах.
Распределение было произведено согласно секретной инструкции. Ее составители исходили из того, что если в результате катастрофы погибнет какой-то отряд, то остальные три выполнят поставленную задачу. Хотя о ней, о задаче, никто из низших чинов не знал ничего. А вопросы «зачем?» и «почему?» задавать начальству не принято. Меньше донимаешь расспросами руководство – дальше пойдешь по служебной лестнице. В итоге оперсостав всех четырех отрядов добирался до Туапсе в полном неведении о предстоящем мероприятии.
Впрочем, это вовсе не означало, что никто из нас не задавался вопросом: что же экстраординарного произошло на побережье, если офицерскую элиту краснодарского УКГБ в авральном порядке десантируют в Туапсе?
Конспирация должна быть конспиративной!
В хвосте автобуса я и двое моих самых близких по духу соратников вполголоса обсуждали сложившуюся ситуацию. Выдвигали самые невероятные версии, пытаясь найти хоть какое-то разумное объяснение происходящему.
Неужели американцы, как это было 30 лет назад, снова сбросили на парашютах диверсионную группу и теперь нам предстоит в поисках шпионов прочесывать весь Туапсинский район?
А может, дело не в американцах? Мы же с ними вроде «скентовались»: ОСВ-1 подписали; Брежнев с визитом в Штатах побывал, а их президенты Форд и Никсон у нас гостили; в космосе «Союз» с «Аполлоном» в салочки играли… Штатники опять же нам завод Pepsi-Cola построили, пару фабрик по производству жевательной резинки возвели…
Тогда что же? Неужели турки высадили десант для захвата оперативно-тактических ракетных комплексов, расположенных на мысе Кадош, которые как раз и предназначены для поражения целей на территории Турции! Если турецкий десант – реальность, то это же начало третьей, то есть последней мировой войны! Нет-нет, это уже от лукавого. Не могли турки решиться на такую безумную вылазку… Кроме того, даже если бы янычары решились на захват наших ракет, то не нас бы бросили в Туапсе. Для ликвидации супостата, пытающегося нанести нам кинжальный удар в спину, есть армейский спецназ, наконец воздушно-десантные войска…
А может, там, куда мы едем, начались массовые беспорядки, зачинщиками которых выступили крымские татары? Ведь им категорически запрещено селиться в Крыму в наказание за пособничество немецко-фашистским захватчикам в годы Великой Отечественной войны. Однако в 1960-х они стали приобретать дома на Черноморском побережье Кавказа, чтобы быть ближе к родине своих предков. В 1970-х наиболее интенсивному нашествию подвергся именно Туапсинский район. Всплыли факты, когда некоторые преклонного возраста аксакалы в завещании указывали Крым местом своего будущего погребения. Дело доходило до того, что отдельные фанатики контрабандно переправляли с Черноморского побережья Краснодарского края тела своих умерших родителей для захоронения в Крыму. Все происходило, как в том анекдоте: «хоть тушкой, хоть чучелом, но в Землю обетованную надо попасть всенепременно!»
«Нет! – категорично заявил Юра Жданов, сотрудник 5-го (идеологического) отдела, который выявлял неблагонадежных и мониторил настроение всех слоев населения, в том числе и национальных диаспор-резидентов края. – Никаких массовых беспорядков нет и быть не может! Наш отдел знал бы о них еще на стадии подготовки, потому что у нас сильные агентурные позиции в среде крымских татар, проживающих в Туапсинском районе!»
«Да, что-то здесь не так!» – поддержал коллегу Володя Воложенин.
«Ну, а что же – так? – спросил я. – Если 200 офицеров-контрразведчиков подняты среди ночи по тревоге и на всех парах мчат в Туапсе, значит, зачем-то это нужно! Кому – понятно. Юрию Владимировичу Андропову. Ведь указание маршрутировать в Туапсе весь центральный аппарат краснодарского Управления поступило из Москвы. Вопрос в другом: зачем?»
«Черт их разберет, этих выживших из ума кремлевских мастодонтов! – задумчиво произнес Воложенин. – Дуркуют эти старперы, поднявшись из-под капельниц. Недаром в народе говорят, что рабочий день на фабриках и заводах начинается с «пятиминуток» и «летучек», а в Политбюро он начинается с… реанимации! Ну, да ладно, разберемся по приезде, в каком-таком десанте мы участвуем… Кстати, ребята, в Туапсе уже настоящая весна… Птицы поют, персики цветут, пчелы мед собирают… А девочки-морячки там – ну просто пальчики оближешь. Так что, развлечемся по полной программе!»
Увы, развлечься не удалось. По прибытии все четыре группы были размещены на отдых в огромном концертном зале клуба судоремонтного завода. Через час обед в заводской столовой и выезд на погранзаставу в поселок Агой – подальше от любопытствующих глаз туапсинцев. Не ровен час, аборигены решат, что и впрямь война началась, ибо такого скопища вооруженных офицеров этот городишко не видел со времен Великой Отечественной…
Что касается нас, оперов, то прямо скажу: с переездом на погранзаставу цель нашей командировки из просто загадки превратилась в настоящую тайну. Впрочем, привычное дело в практике Комитета госбезопасности: все и вся засекречивать. А засекретив, соблюдать конспирацию. А она, как известно, должна быть конспиративной!
ОБО ВСЕМ РАССКАЖУТ «ВРАЖЬИ ГОЛОСА»
Нельзя сказать, чтобы никто из нас, молодых оперов, не пытался разговорить своих непосредственных начальников и выведать: зачем предпринят «бросок к Черному морю»? Пытались. Но всякий раз получали от ворот поворот. Ответ был стандартный: «Ребята, еще не время. Да и не пытайтесь меня «прокачивать»! Я ведь сам когда-то был опером и, как и вы, обучен искусству разговорить молчуна-собеседника».
Количество заборов, как известно, увеличивает число лазеек. А уж по части обнаружения и использования этих самых лазеек мы, контрразведчики, ох как поднаторели!
Через час после прибытия на погранзаставу чей-то светлый оперативный ум, сложив два и два, решил, что лишь прослушиванием «вражьих голосов» можно узнать, какого рожна мы ищем у «самого-самого синего моря». Для этого надо было проникнуть в радиорубку, где дежурил солдатик-первогодок. Но как?
Решились на крайность: подкупить дежурного самой твердой в мире валютой – водкой. Ну какой солдатик срочной службы, получающий 3 рубля 80 копеек в месяц, устоит перед искушением на халяву принять «на грудь»?! Тем более что предложение будет исходить от офицера КГБ, то есть от старшего брата – ведь погранвойска подчинены КГБ.
Решено – сделано. Выждали время, когда по нашим прикидкам в эфир выходил «Голос Америки», и к радиорубке направили Славу Неугасимова. Актер по жизни, человек с десятью лицами и хорошо подвешенным языком, он должен был совратить невинную солдатскую душу. Учли и тот факт, что накануне отъезда в Туапсе Слава получил «шайбу» на погоны – был произведен в майоры – поэтому с собой прихватил целый портфель «огненной воды»…
– Старичок, – не по-уставному ласково обратился Неугасимов к радисту, сидевшему у окна и грустно смотревшему на морскую гладь, – ты ведь не можешь отказать майору?
– А что я должен сделать, товарищ майор? – Солдат вскочил и вытянулся во фрунт.
– Да понимаешь, зубы покоя не дают… Извела меня невыносимая боль…
– У меня, товарищ майор, анальгин есть. Дать?
– Мой юный друг, – Неугасимов вложил в исполняемую партитуру нежность Казановы-обольстителя, – анальгин для меня – что леденцы для людоеда… Не берет! Я проклятую боль убиваю только водкой… – С этими словами Слава приоткрыл портфель, где, как солдаты в строю, поблескивая золотыми «бескозырками», стояли семь бутылок «Столичной». – Пусти в рубку на пяток минут… Размеры моей благодарности будут безграничны – я и тебе налью…
– Не положено, товарищ майор, – помрачнел солдатик, – начальство по заставе шастает…
– Так ведь я потому и обратился к тебе, что мое начальство тоже тут шастает! Оно ведь не поймет меня, если я посреди заставы прямо из горла начну зубы лечить… Впрочем, что это я тебе про один стакан сказал? На, бери бутылку!
– Ну, ладно, заходите… Только ненадолго!
Не прошло и пяти минут, как Неугасимов пулей вылетел из радиорубки.
– Правду-утайку добыл! – заорал он и закружил в диком танце вокруг собственной оси. – Ваша карта бита, мистер Генеральный!
И Неугасимов слово в слово пересказал сообщение «Голоса Америки».
Оказывается, 21 февраля Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев отбыли на поезде из Москвы в Мацесту, что в районе Большие Сочи, для прохождения оздоровительного курса в грязелечебнице.
– Ну, а мы-то здесь при чем?! – спросил кто-то из тугодумов.
– Салага! – Слава укоризненно мотнул головой. – А мы здесь при нем, при Генеральном! В общем, господа офицеры, нравы времен Иосифа Виссарионовича возвращаются… Знаете, как вождь всех народов ездил на Потсдамскую конференцию? Нет? Так я вам доложу! Ехал он на поезде без остановок со скоростью 18–20 км в час, а по всему маршруту, с двух сторон железнодорожного полотна, через каждые 10 метров стоял офицер. В мероприятии были задействованы шесть дивизий НКВД! Теперь вы понимаете, для чего мы здесь? Мы должны своими телами заслонить литерный поезд генсека Брежнева и спасти его от гипотетичного покушения!
– Так, значит, из нас, из офицеров контрразведки, делают живую изгородь, так, что ли? – недоверчиво спросил молодой опер.
– Вы на правильном пути, лейтенант! – воскликнул Неугасимов и сделал глоток из бутылки. – Жизнь настоящего вождя всегда достойна покушения, а каждый из нас будет играть роль Александра Матросова… Возможно, кто-то станет Героем Советского Союза… Посмертно! Великая честь, доложу я вам, сложить молодую буйную головушку за старую ж… генсека…
– Что за сходка, что обсуждаем? – раздался голос начальника 5-го отдела Куратова.
– Да вот, товарищ полковник, жребий тянем, кому при покушении на генсека ложиться на ствол грудью! – откликнулся уже основательно захмелевший Неугасимов.
– А-а, так вы уже все знаете… А откуда сведения, кто источник информации? – не скрывая раздражения, спросил Куратов.
– Источник надежный, товарищ полковник! – громко икнул Слава и тихо добавил: – «Голос Америки»…
– Майор Неугасимов! – Куратов посмотрел на часы. – Даю вам два часа, чтобы протрезветь и быть в боевой форме. В 22.00 общий сбор в клубе милиции. И чтоб больше ни капли, ясно?
– Слушаюсь, товарищ полковник, больше ни капли! Однако надеюсь, Станислав Иванович, перед выездом на охранное мероприятие нам поставят по «сто граммов фронтовых»? Как-никак идем на задание, со смертельным риском сопряженное…
– Ерничаешь, Неугасимов… Погоди, вот вернемся в Краснодар… Там и узнаешь, что лучше: сто граммов перед охранным мероприятием или трехведерная клизма после!
Мы дружно рассмеялись. Куратов, довольный своей шуткой, заулыбался, махнул рукой и направился в штаб погранзаставы, где находились остальные командиры отрядов.
«Пошел сообщить своим коллегам, что оперсоставу уже известна истинная цель прибытия в Туапсе, – подумал я. – Ну и поделом вам, начальнички-конспираторы! «Голос Америки» имеет право знать, куда и зачем едет Брежнев, а мы – нет! Да, хорошо мы «приложили» свое начальство – раньше, чем оно того хотело, узнали об охранном мероприятии. Только вот Славе, похоже, не поздоровится по возвращении – какой начальник стерпит крамольное вольнодумство своих подчиненных?!
СТРЕЛЬБА НА ПОЛУСТАНКЕ
Потребовалось два часа, чтобы по горной дороге на автобусах добраться до станции Гойтх. Там мы должны были предотвратить гипотетичное покушение на горячо любимого всем советским народом Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева…
Рассредоточили нас, согласно диспозиции, разработанной во времена НКВД: по обе стороны железнодорожного полотна через каждые 10 шагов стоял милиционер, через каждые 20 – офицер КГБ. Последнему вменялось в обязанность не только отслеживать обстановку в округе, но и присматривать за ментами, к которым, как известно, Комитет никогда доверия не питал.
На станции Гойтх в общей сложности были собраны 200 сотрудников КГБ и около 500 милиционеров, причем только офицеров – от лейтенантов до подполковников включительно.
Мне с Володей Воложениным был определен участок перед выездом со станции, в непосредственной близости от тоннеля, где и заканчивалась зона ответственности туапсинского горрайотдела УВД и контрразведчиков из центрального аппарата УКГБ. За русло тоннеля и далее отвечали сочинские оперативники.
Зимой в горах ночью, а Гойтх – это настоящие горы, ужас какие холода, поэтому мы, кутаясь в шинели, ругали на чем свет стоит литерный поезд с генсеком на борту. Но, как оказалось, не всем он был в тягость. За 5 минут до часа «Ч» – прохода литерного поезда – к станционным постройкам подкатила белая «Волга» первого секретаря Туапсинского горкома КПСС Ксении Самушковой.
Несмотря на свой возраст – ей было уже под 60, – партайгенноссе по-девичьи резво выпрыгнула из авто и, кутаясь в норковую шубу, поинтересовалась у начальника туапсинского горрайотдела УВД полковника Малова: когда пройдет литерный поезд?
– Ксения Владимировна, хотя я и нахожусь на прямой радиосвязи с «локомотивом упреждения», – посуровев, ответил полковник, – но ответить на ваш вопрос не имею права… Придется подождать…
В тот же момент, издавая резкие короткие свистки, на станцию бесшумно, будто на цыпочках, вошел «локомотив упреждения». Это был обыкновенный тепловоз, к которому спереди были приторочены две открытые платформы, доверху груженные песком. Они должны были принять на себя удар, если бы под рельсами взорвалась бомба. За «упреждающим», метрах в двухстах, двигался еще один тепловоз при четырех мягких вагонах – литерный!
– Вот и литерный, Ксения Владимировна! – произнес Малов. – А у вас, что, простите за любопытство, личный доклад Генеральному?
– Мы с Леонидом Ильичом еще с Молдавии знакомы, – запрокинув голову назад, с гордостью ответила Самушкова. – Генеральный мне здесь встречу назначил!
– А-а, ну тогда, конечно! – закивал головой полковник. – Не знаю, в каком вагоне едет Генеральный, но стоять они здесь будут не более двух минут, так что вам, Ксения Владимировна, лучше пройти в-о-н туда…
В этот момент из станционного буфета не вышли – выпали трое здоровенных мужиков в распахнутых милицейских бушлатах и направились к перекидному мостику через железнодорожный путь. Все трое, находясь в заключительной стадии подпития, ежесекундно спотыкались, из-за чего им никак не удавалось взять вторую строчку песни «Ой, мороз, мороз».
Малов, извинившись, отвернулся от Самушковой и бросился наперерез троице:
– Назад! Назад, мать вашу!
– А в чем, с-с-обственно, дело? – заикаясь, спросил самый рослый милиционер. – Я, можно сказать, у с-себя дома… А ты ващще кто такой, чтоб мне приказывать?!»
– Я – начальник горрайотдела полковник Малов! Приказываю вернуться назад!
– А-а, тот самый Малов, що задержал мне на год старлея. Чо, полковник, ты боялся, що у нас с тобой будет одинаково звезд на плечах?! И ващще чо ты тут делаешь? М-может, пришел извиниться?! Ну, д-давай, извиняйся!
– Так, старлей! Приказываю сдать назад, иначе я выкину тебя из органов за дискредитацию!
За перепалкой полковник не заметил, как к перрону в полной тишине и с погашенными огнями – светомаскировка! – подкрался литерный. Поезд уже почти остановился, как вдруг старший лейтенант выхватил пистолет и бросился на полковника с криком:
– А вот я щас проверю, Малов ты или залетный фраер! Документы!
Полковник отпрянул к перрону.
– Стой! Лечь на землю! Руки за голову! – прокричал старлей и сделал два предупредительных выстрела в воздух.
Что тут началось!
Самушкова с проворностью змеи юркнула в «Волгу». Взвыл мотор, и машина растворилась в ночи.
Из шеренги оцепления к старлею бросились несколько человек, среди которых я заметил Славу Неугасимова. Маленький, подвижный, как ртуть, он молниеносным ударом ноги в пах опрокинул дебошира наземь. Падая, тот успел сделать еще два выстрела…
Тепловоз обиженно прогудел басом и, набирая скорость, потащил литерный состав к тоннелю, в нашу сторону. Вдруг захлопали двери всех четырех вагонов, в проемах появились дюжие телохранители и начали палить из автоматов. Стреляли трассирующими. Огонь был настолько плотным, что казалось, над станцией встает утренняя заря. Ну, прямо северное сияние на берегу Черного моря!
Нет-нет, охранники стреляли не по людям – по горам. Знали ведь, что вдоль железнодорожного полотна стоит оцепление. Мы же наблюдали этот грохочущий фейерверк со стороны – до удаляющегося состава было метров тридцать.
– Вот это зрелище! Настоящий салют! – в диком возбуждении воскликнул Воложенин.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Через день после возвращения в Краснодар в мой кабинет заглянул Неугасимов. В глазах лукавые искорки кота, съевшего канарейку.
– Старик, – без предисловий начал он в своей традиционно развязной манере, – ты до сих пор считаешь, что пальбу в Гойтхе устроил пьяный мент? Ошибаешься! Группа диверсантов неустановленной расы и страны принадлежности пыталась совершить очередное покушение на любимца советского народа Леонида Ильича Брежнева… Вот так-то!
– Откуда дровишки? – усмехнулся я, зная склонность Славки к розыгрышам.
– Из леса, вестимо. От «Голоса Америки»! Они там, за бугром, все знают! – Неугасимов рубанул воздух ладонью. – Знают даже, какое объяснение по поводу пальбы преподнес Леониду Ильичу шеф его охраны генерал Рябенко…
– И какое же?
– А вот послушай, что сказал «вражий голос»! – Неугасимов вынул из кармана клочок бумаги и с интонациями телеведущего программы «Время» продекламировал: – «Ночью охотники-любители, возвращаясь в свой лагерь после бесплодного лазанья по горам, у станции Гойтх наткнулись на стадо диких кабанов. Произвели несколько выстрелов, но промахнулись. По моему указанию мои подчиненные оказали помощь охотникам и залповым огнем уложили все стадо наповал». Вот так, старик, надо докладывать начальству о неприятных казусах! Именно это, по версии «Голоса Америки», и сделал генерал Рябенко…
– И что же он сделал?
– Не только завернул происшествие в нейтральную обертку, но и использовал пристрастие Брежнева к охоте… Вызвал у него приятные ассоциации и тем самым купировал инцидент. Усвоил? – Неугасимов направился к двери.
– Славик, а тебя за нейтрализацию мента, открывшего стрельбу, как-то поощрят?
– Обижаешь, старик. Уже. Пожали руку и обещали отменить водные процедуры…
– Какие процедуры?
– Ну, те самые, с трехведерной клизмой…
Вас заинтересует
Сосны
Армейские приколы
Весеннее письмо
Медаль
По правилам войны
