Вот отличные
http://zapal.by/manki-chuchela/chuchela-ptits/785/sportplast-2600f-detail, которые сделают уют в доме и будут радовать вечно.
«Русская планета» вспоминает военные планы сторон накануне Первой мировой войны — ни один не удалось реализовать
В 1910 году в Великобритании влиятельный член партии лейбористов Норман Энджелл выпустил книгу под названием «Великая иллюзия», которая сразу стала европейским бестселлером. В ней доказывалось, что в начале XX века большие войны между европейскими государствами стали практически невозможны. Энджелл утверждал, что экономики развитых стран настолько взаимосвязаны и зависимы друг от друга, что в возможной войне не будет победителя, так как урон в равной мере понесут все. Неизвестно, читали ли «Великую иллюзию» в генеральных штабах в Санкт-Петербурге, Берлине и Лондоне, но к войне они готовились усиленными темпами: шло перевооружение, солдат переодевали в хаки, закладывались линкоры и отрабатывались навыки ведения воздушного боя. У лучших генералов и маршалов европейских держав была собственная «великая иллюзия» — все надеялись закончить победоносно войну в течение двух-трех месяцев.
Граф Альфред фон Шлиффен. Фото: E. Bieber
Удар в сердце Франции
Поколения офицеров германского Генерального штаба воспитывались на словах фон Клаузевица: «Сердце Франции находится между Брюсселем и Парижем». Поклонником этой идеи был граф Альфред фон Шлиффен, который руководил Генеральным штабом с 1891 по 1906 годы. Он был фанатичным штабистом, который всю свою карьеру готовил военные планы для завоевания Германской империей полного господства в Европе. Однажды, когда Шлиффен находился в поездке в Восточной Пруссии, его попутчик обратил внимание на красивый пейзаж с рекой за окном. Начальник Генерального штаба посмотрел и произнес: «Эта речка — незначительное препятствие». Таковым он считал и нейтралитет Бельгии.
Еще в 1830 году британская дипломатия приложила максимум усилий для того, чтобы на европейской карте появилась Бельгия. Ее территория веками была частью Франции, а после Венского конгресса 1814-15 годов вошла в состав Нидерландов. Этим было недовольно местное франкоязычное и католическое население. В дела Нидерландов вмешалась Франция, желая вернуть бывшие провинции. Россия, Пруссия и Австрия были полны решимости не допустить пересмотра постнаполеоновских границ. В этой ситуации министр иностранных дел Великобритании лорд Пальмерстон обхитрил всех европейских партнеров, обеспечив военную и дипломатическую поддержку Брюсселю. Он понимал, что наличие нейтральной страны в этом регионе гарантирует ослабление Франции и Пруссии. Девять лет Лондон добивался признания за Бельгией статуса «независимого и нейтрального навечно государства», что удалось сделать только в 1839 году.
Когда Шлиффен заступил на свою должность, он столкнулся с новой международной ситуацией. В 1892 году был заключен парадоксальный союз между самодержавной Россией и республиканской Францией. На церемонии подписания договора при прослушивании антимонархической «Марсельезы» российский император Александр III стоял, сняв головной убор. Этот союз стал возможным во многом стараниями его жены Марии Федоровны, которая никогда не скрывала ненависти к Германии из-за войны против ее родной Дании в 1864 году, в результате которой Копенгаген лишился Шлезвиг-Голштейна. Новоиспеченные союзники обязывались объявить войну Германии, если она нападет на кого-то из них.
Франц Конрад фон Хётцендорф. 1915 год.
Шлиффен встал перед проблемой войны на два фронта. Не меньше, чем Клаузевица, германские штабисты почитали за аксиому слова Бисмарка о том, что война на два фронта будет для Германии смертельной. Поэтому задача, стоящая перед Шлиффеном становилась еще более серьезной — ему было необходимо распределить время и ресурсы таким образом, чтобы в случае войны с Францией и Россией разбить каждую из них поодиночке. Еще в 1870 году во время франко-прусской войны Бисмарк и Мольтке-старший предполагали вторжение через территорию Бельгии, но Лондон тогда намекнул Берлину, что в таком случае у Парижа появится влиятельный союзник. Но Шлиффен, понимавший, что главным ресурсом будущей войны будет время, решил попрать гарантированный в том числе и Германией нейтралитет Бельгии. Такое желание вторгнуться через нейтральную страну объяснялось легко. Франция, уверенная, что Германия не нарушит нейтралитет Брюсселя, планировала войну в Арденнах, оставив франко-бельгийскую границу открытой. В том, что никогда не воевавшую бельгийскую армию немцы разобьют без труда, Шлиффен ни минуты не сомневался.
Итак, в общих чертах «план Шлиффена», а именно под таким названием он и войдет в историю, сводился к следующему. Так как Великобритания не имела в Европе большой армии, а ее позиция после вступления в «Антанту» была до конца не ясна даже союзникам, немцы приняли решение нарушить нейтралитет Бельгии. Шлиффен писал: «Германия должна бросить все против одного врага, самого сильного, самого мощного, самого опасного, и таким врагом может быть только Франция». Россию в Берлине полагали за гораздо более простого противника. На разгром Франции и попутный захват Бельгии отводилось шесть недель. Срок был выбран не случайно. По расчетам немецких штабистов, и Берлину, и Парижу на мобилизацию понадобится две недели, а России с учетом больших расстояний и слабого железнодорожного сообщения — шесть. Пока немцы на западе будут рваться к Парижу, на востоке они станут только обороняться. В Берлине полагали, что, в случае быстрого разгрома Франции, Англии уже не будет смысла вмешиваться.
Фердинанд Фош. Фото: Библиотека конгресса США
На Париж планировалось наступать тремя колоннами общей численностью 1,5 миллиона штыков. Самым сильным было правое крыло немецкой армии, состоявшей из 700 тысяч человек. Наступавшее вдоль побережья, оно должно было стремительно войти в тыл французской армии, а к Парижу подойти с запада и юга. Шлиффен, потративший на этот план 15 лет жизни, успел расписать действия каждого соединения практически до минуты. Он был уверен, что этот план легко реализуем, но только при одном условии — ни один солдат в остроконечной каске не может быть снят с Западного фронта вплоть до полного разгрома Франции.
Offensive und Angriff — наступление и атака
Когда в 1882 году образовался Тройственный союз Германии, Австро-Венгрии и Италии, наблюдатели были едины во мнении, что в союз объединились державы, опоздавшие к колониальному разделу мира. Рим и Берлин связывала нелюбовь к Франции, которая препятствовала образованию этих государств на протяжении нескольких десятилетий. А вот у Италии и Австро-Венгрии общего было меньше. Их отношения находились в состоянии вялотекущего затяжного конфликта вокруг спорной территории Тироля, который каждая из сторон в равной мере считала своим.
В Берлине это осознавали, поэтому делали упор на антифранцузском направлении деятельности Тройственного союза. Германия вступала бы в войну, если бы Италия подверглась нападению Франции. Рим в свою очередь обязался в идентичной ситуации поддержать Германию. Австро-Венгрии в этих планах отводилась второстепенная роль. Так как германские военные ни при каких обстоятельствах не планировали нападать на Россию первыми, то Вене рекомендовалось от подобных планов также отказаться.
Но в 1906 году по настоянию наследника венского престола эрцгерцога Франца Фердинанда начальником австрийского штаба был назначен Франц Конрад фон Хётцендорф. Он выдвинул новый принцип для имперской армии — Offensive und Angriff (русс. – наступление и атака). Это означало, что на стратегическом уровне оборонительные действия исключались.
Конрад фон Хётцендорф в качестве основных противников Австро-Венгрии видел Россию, Сербию и Черногорию. Так как союзнические отношения Петербурга с балканскими странами были хорошо известны, то австрийский Генеральный штаб разработал два плана – «R» (Russland) и «B» (Balkan). Их осуществление планировалось одновременно, но не исключалось на гипотетическом уровне (если бы, например, Россия не поддержала Сербию) их независимое исполнение. Для этих планов было решено развернуть три стратегических эшелона: A, B и С (резервный).
Первый из них был наиболее значительным, включая в себя больше половины армии (800 тысяч из 1,4 миллионов к началу боевых операций), и состоял из 28 пехотных и 10 кавалерийских армий. Предназначался он для боевых действий против России, и сосредоточить такие силы в Галиции планировалось в течение 18 дней от момента начала мобилизации. После этого австро-венгерская армия должна была перейти в наступление. Отказ от оборонительных действий против России в Вене объясняли желанием помочь своему германскому союзнику отразить возможное наступление в Восточной Пруссии, пока армия кайзера будет брать Париж.
«Прежде всего, возможно крупными силами дать генеральное сражение русским войскам, сосредоточенным между Вислой и Бугом, при содействии с севера удара из Седлец большей частью собранных в Восточной Пруссии Германских сил — такова была ближайшая цель моего плана», — несколько оправдываясь, впоследствии писал Конрад фон Хётцендорф. Австрийское наступление, как уже говорилось, шло вразрез с выверенным до минуты «планом Шлиффена».
Наступать австро-венгры собирались и на Балканах. Правда, против сербов планировалось выставить всего 8 пехотных дивизий — серьезно вооруженные силы Белграда никто не воспринимал. Зато немалую надежду Вена возлагала на Румынию, которая колебалась в выборе стороны. Считалось, что румынская армия в состоянии прикрыть все Карпаты.
Жизненный порыв в мистический Эльзас
«Не говорите об этом никогда, но думайте об этом постоянно», — сказал об Эльзасе и Лотарингии в начале 1880-х годов, обращаясь к нации, премьер-министр Франции Леон Гамбетта.
Франция потерпела в 1871 году позорное поражение от прусских войск — ее армия была разбита при Седане, а армия победителя провела парад в обезлюдившем Париже, который горожане украсили траурными лентами. В Версале немцы провозгласили создание Германской империи. На Францию была возложена гигантская контрибуция — 5 миллиардов франков. Пока она не будет выплачена, страна оставалась оккупированной немецкими войсками. Поражение и тяжелые условия мира, однако, вызвали у французов национальный подъем — общими усилиями Берлину запрашиваемая сумма была передана через три года. С этого момента 40 лет Франция готовилась к войне за возвращение Эльзаса и Лотарингии.
Эта задача стала почти на полвека французской национальной идеей, приобретшей даже некоторые религиозные черты. Эльзас не называли иначе как мистическим. Один французский пехотный капитан, служивший на границе с Эльзасом, специально водил своих солдат на ночные дозоры, чтобы в лунном свете они смотрели на горную гряду Вогезов, расположенную в Германии, а не во Франции. «Когда мы возвращались из этих тайных экспедиций, и наши колоны перестраивались, то все были переполнены нахлынувшими чувствами и онемевшими от них», — вспоминал капитан.
После того, как контрибуция была выплачена, французский Генеральный штаб приступил к разработке планов будущей войны. Но в 1870-1880 годы ослабленная Франция не могла и думать о наступательных действиях. Предполагалось, и к тому существовали реальные предпосылки, что Германия решится на еще одну войну для окончательного выведения Франции из числа великих держав. Поэтому было решено возводить сеть крепостей на границе, чтобы предотвратить возможное вторжение.
Генри Мейтленд Уилсон (Вильсон). Фото: Библиотека конгресса США
Но к началу 1890-х годов в среде французских стратегов возобладала атакующая тактика. Во-первых, появление франко-русского союза поставило Германию перед необходимостью вести войну на два фронта. В свою очередь, Париж и Петербург согласовали свои планы — война должна была закончится встречей русской и французской армий в Берлине.
Во-вторых, принятию подобного плана способствовала и популяризация так называемой «философии жизни», которая появилась благодаря трудам французского мыслителя Анри Бергсона. Французы стали считать позорным тридцатилетнее нахождение в обороне. Бергсон утверждал, что миром правит
Вас заинтересует
Западный фронт: самоуверенность французов, германские мечты о блицкриге и разгром Бельгии
Великая война: план Шлиффена
Зачем хозяева Запада развязали Первую мировую войну
Повоевать охота
Сараевское убийство и сегодняшний день
