Фаворит императрицы. Князь Григорий Григорьевич Орлов

Вот отличный сертификат исо. Дед Григория Орлова, Иван, был простым стрелецким старшиной. За участие в стрелецком бунте он был приговорен к казни, однако молодой Петр I помиловал его. И не просто помиловал, а удостоил дворянского титула и чина офицера. При этом прозвище Ивана «Орел» превратилось в фамилию «Орлов». Его сын, Григорий, стал убежденным сторонником царя. Всю жизнь провел он в походах, побывал на Северной и Русско-турецкой войнах. За отвагу, бесстрашие и ратные подвиги сам Петр Великий пожаловал ему свой портрет на золотой цепочке. Отпраздновав полувековой юбилей, Григорий Иванович надумал жениться. Супругой его стала пятнадцатилетняя девушка Лукерья Зиновьева. Жили супруги, несмотря на огромную разницу в возрасте, душа в душу. У них родилось девять сыновей, однако четверо умерли в раннем возрасте.



Григорий Орлов являлся вторым из пяти выживших мальчиков. Появился на свет он в Москве 17 октября 1734 года. Его отец к тому времени, дослужившись до чина генерал-майора, вышел в отставку, однако продолжал вести активную жизнь — в 1742 году он стал губернатором Новгорода и был произведен в статские советники. Атмосфера в их доме всегда была любящей и теплой, отец являлся непререкаемым авторитетом, с интересом рассказывая мальчикам о своих походах и сражениях. Характерными чертами семейства Орловых была тесная братская дружба и необыкновенное согласие. В их роду не было ни семейных скандалов, ни неприятных историй касательно наследства или раздела имущества.

Подобно прочим молодым людям их круга, братья Орловы получили домашнее образование. Парней выучили хорошо писать и читать, однако на этом все и закончилось — дальше было самообразование. Особое внимание в воспитании было уделено физической подготовке и военному ремеслу. Ребятишки росли настоящими богатырями земли русской — красивые, могучие, высоченного роста, обладающие невероятной физической силой.

Детские и отроческие годы Григория Орлова не сохранились в истории. О том, чем он дышал, где был и чем занимался, можно только догадываться. Однако доподлинно известно, что в году 1749 вместе со старшим братом Иваном его привезли в Санкт-Петербург, дабы отдать в гвардейцы. Однако сначала им пришлось окончить Шляхетский сухопутный кадетский корпус, являющийся кузницей кадров для гвардии. По окончанию учебы братья попали в элитные полки: Григорий был зачислен рядовым солдатом в Семеновский полк, а Иван — в Преображенский.

В Северной столице у братьев началась веселая пора юности. Особенно широко развернулась натура Григория — силача, красавца, любимца и любителя женщин. Страсть к любовным приключениям и рискованным авантюрам осталась у него на всю жизнь. Он рос бесстрашным и бесшабашным человеком, успешно дослужился до чина поручика и жаждал себя проявить на бранном поле. В действующую армию Григорий Григорьевич попал в 1758 году, после того как Россия оказалась втянута в Семилетнюю войну. На войне бретер и кутила оказался храбрым солдатом. Особенно Орлов прославился в ходе сражения при Цорндорфе — одном их самых страшных и кровавых побоищ в истории европейских войн.

Все началось с осады Кюстрина в начале августа 1758. Русские войска обстреливали прусский городок из пушек, и малочисленной армии защитников приходилось несладко. Однако на выручку к ним прибыл сам Фридрих II со своими железными батальонами. Его армия в то время считалась образцовой — строевая и боевая выучка солдат была на высочайшем уровне, навыки ведения боя доведены до автоматизма. Русский главнокомандующий Виллим Фермор, узнав о приближении Фридриха, снял с города осаду и двинулся вдоль Одера. На пути наших войск лежала деревня Цорндорф, которая ныне зовется Сарбиново и относится к Польше. После осмотра окрестностей Фермор решил занять в этом месте оборонительную позицию — недалеко протекала речка, вполне могущая стать для пруссаков естественным препятствием, а также лежали два глубоких оврага. Два фланга армии были расположены как раз между ними. Это и явилось стратегической ошибкой — преимущество позднее обернулось в роковое препятствие. Фридрих приблизился к лагерю русских 14 августа. У него было около 36 тысяч человек (против 44 тысяч наших воинов), и он самоуверенно заявлял, что обратит русских в бегство в первой же атаке.

Фактически это сражение стало поединком между тактическим гением прусского полководца и самоотверженностью русских солдат. Главнокомандующий Фермор оказался неспособен править ходом битвы, поэтому как простым бойцам, так и командирам полков пришлось действовать сообразно обстановке. Ситуация изначально сложилась не в нашу пользу. Прусский король умело запутал русских военачальников и вывел из игры часть кавалерии, которая так и не смогла вовремя прийти на помощь. В ночь с 13 на 14 августа прусские батальоны обошли расположение наших частей, оказавшись позади. Под артиллерийским огнем русским пришлось разворачивать фронт на 180 градусов. При этом река Митцель очутилась в тылу, маневрировать через нее или отступать было невозможно. Другой естественной преградой стали овраги, разделившие два фланга. Артиллерия, обоз и остатки кавалергардов, в числе которых находился и Григорий Орлов, оказались в центре построения.

Сражение шло до глубокой ночи. В ужасающей по количеству жертв битве прусская коса налетела на русский камень. Неприятель яростно атаковал, русские не менее свирепо отбивались, сохраняя строй и рубя врагов. Каждое крыло нашей армии воевало само по себе, главнокомандующий даже не пробовал скоординировать их усилия. Блестяще командовали своими людьми генерал Броун и генерал Демику, их доблесть позднее была воспета в стихах. К слову, генерал Юрий Броун покинул поле брани только лишь после того, как получил одиннадцатую (!) рубленую рану. По разным данным, потери русских убитыми и ранеными составили от шестнадцати до двадцати тысяч человек, пруссаков — от десяти до двенадцати тысяч, погибли многие видные офицеры. И все же жестокое побоище закончилось нашей победой, русские воины поняли, что могут не только устоять перед пруссаками, но и разбить их. Для Фридриха же сражение стало оплеухой, заставившей уважать своего противника.

Выжившие русские воины праздновали победу. Среди них был и Григорий Орлов. В сражении он проявил не только завидное хладнокровие, но и поразительную выносливость. Вокруг него падали раненые и убитые, а он бросался под гибельную прусскую картечь в самую гущу битвы. Заметив, что Григория ранило, боевые друзья советовали ему выбираться в безопасное место. К их удивлению, Орлов вернулся в строй. Трижды отчаянный кавалергард был ранен, но, превозмогая боль, бросал вызов смерти. Имя его у всех было на устах, и если бы за каждого убитого пруссака тогда гравировали на шпаге звезды, то на оружии поручика не было бы свободного места. За доблесть и мужество Орлов был удостоен чина капитана. Однако на этом война для него закончилась.

Цорндорфское сражение явилось для Григория Григорьевича поворотной точкой. В том памятном бою русские солдаты пленили флигель-адъютанта Фридриха графа Шверина, которого нужно было доставить ко двору. Эту ответственную задачу и поручили капитану Орлову вместе с его кузеном Зиновьевым. В Северную столицу флигель-адъютант прибыл вместе со своими сопровождающими в начале весны 1759 года. В Санкт-Петербурге Григорий Григорьевич первым делом встретился с братьями Федором и Алексеем. Первый к тому времени был поручиком Семеновского полка, второй — Преображенского. Втроем они весело проводили время — увлеченно играли в карты, участвовали в кулачных боях и пирушках, «крутили любовь» с дамами. Однако вскоре Григория Орлова перевели на службу в артиллерию, а в 1760 он был назначен адъютантом генерал-фельдцейхмейстера Петра Шувалова — человека влиятельного и со связями. Так Григорий Григорьевич оказался в центре придворной жизни.

Ни в одной исторической хронике не сообщается, когда Екатерина II и Григорий Орлов стали любовниками. Когда будущая императрица встретила его, ей было тридцать, она была привлекательна, опытна в любовных делах, а главное — несчастна, страдая от унижений и грубости мужа. Многие современники не понимали, что же она нашла в таком человеке, как Григорий Орлов. О, в нем она нашла многое — безудержную смелость, авантюризм, молодость. Долгое время им удавалось скрывать свои отношения. Братья, разумеется, все знали, и скоро стали самым эффективным образом «пиарить» Екатерину. Необходимо отметить, что Орловы, являясь хорошими товарищами, храбрыми солдатами и просто порядочными людьми, имели в гвардейских полках огромный авторитет, их любили, к их взглядам прислушивались. Не жалея красок, Федор, Алексей и Григорий описывали ужасающее положение великой княгини в семье, постепенно создавая ее положительный образ и увеличивая число сторонников. Этому в немалой степени способствовало и поведение Петра III, не желавшего считаться с настроениями общества.

Первый случай совершить переворот представился сразу после смерты императрицы Елизаветы Петровны 25 декабря 1761. Однако Екатерина оказалась совершенно не готова к этому и упустила момент. Историки точно выяснили причину замешательства — к тому времени она находилась на пятом месяце беременности, и весь двор знал, чей это ребенок. Екатерина родила сына в апреле 1762, ему был дан графский титул и фамилия Бобринский. Впоследствии род Бобринских стал одним из знатнейших в стране.

Уже спустя пару месяцев правления Петра III недовольство новым императором стало всеобщим. Центром заговорщиков продолжала оставаться квартира Орлова. Григорий Григорьевич не являлся, подобно его брату Алексею, человеком выдающегося ума, однако был далеко не глуп, а также довольно проницателен, что позволяло ему давать точные прогнозы касательно будущего страны. В частности, именно он первым сказал, что, став императором, Петр заключит мир с Пруссией, сведя на нет все победы русского оружия. Его поднимали на смех, ему никто не верил — таким невозможным и диким это казалось. Однако именно так Петр III и поступил, едва взойдя на престол. Также Григорий Григорьевич утверждал, что император, обожающий прусскую армию, захочет избавиться от гвардии — главной ударной силы русских войск. Это казалось полным бредом, поскольку российские цари привыкли опираться на гвардейцев. Но Петр III упразднил кавалергардов, а вместо них поставил голштинцев. Нужно ли говорить, какое возмущение поднялось среди военных.

Переворот произошел в ночь с 27 на 28 июня. Никто из Орловых не оставил историкам сведений об этом деле. Екатерина Великая и Екатерина Дашкова изложили полярные мнения, и мемуаристы основываются на рассказе кого-либо из них. Согласно канве Алексей Орлов прискакал ночью за Екатериной в Петергоф, в то время как другие братья поднимали гвардейцев. Неподалеку от столицы экипаж встретил со свежими лошадьми Григорий Орлов и князь Федор Барятинский, также деятельный участник переворота. К рассвету будущая самодержица оказалась у казарм Измайловского полка. Сбежавшиеся офицеры и солдаты стали славить Екатерину, а приведенный Орловыми священник быстро произнес подобающие случаю слова присяги. Затем все, включая гвардейцев Измайловского полка, двинулись в Семеновский полк, а оттуда в Зимний дворец. К девяти часам утра торжественная процессия добралась до Казанского собора, где священнослужителями был проведен обряд коронации. Бывший в Ораниенбауме Пётр III, прекрасно сознавая безнадёжность сопротивления, отрёкся от престола. Так осуществился этот бескровный переворот, чему в немалой степени способствовали братья Орловы. Императрица впоследствии открыто говорила: «Тем, что я есмь, я обязана Орловым».

После коронации Екатерина осыпала братьев различными милостями и возвела их в графское достоинство, предоставив право передачи титула законным наследникам. Больше всех благ выпало, конечно же, на долю Григория Григорьевича — он стал генерал-майором, генерал-адъютантом и действительным камергером. Менее чем через год — в апреле 1767 — он был удостоен ордена Св. Андрея Первозванного. Орловы стали самыми верными помощниками новой императрицы, пресекая недовольства и исполняя ее самые щепетильные поручения, в частности, Алексею было доверено охранять в Ропше низложенного Петра III. Екатерина писала: «У Орловых много щедрой отваги, здравого смысла, патриотизм их доходит до энтузиазма. Они страстно мне преданны, порядочны и дружат меж собою, чего обычно у братьев не бывает. Они не обманывают никого и не берут никогда денег за то, что доверие, каким пользуются они, дает им право совершать».

После переворота Екатерина Великая перебралась в Зимний дворец. Григорий Григорьевич, несмотря на дом в столице и два прекрасных имения, также предпочитал жить во дворце. Для него это была пора особых возможностей и милостей — он мог входить к государыне в любое время, а она обсуждала с ним все политические дела. Однако, несмотря на желание Екатерины видеть в нем государственного мужа, Орлов политику не любил, не имел к ней склонностей и никогда не вмешивался в управление государством. За редкими исключениями он всемерно и всецело поддерживал начинания государыни, лишь иногда внося в них свои поправки и предложения.

Отношение к фавориту при дворе было неоднозначным — с одной стороны, Григорий Григорьевич был обаятельнейшим человеком, постоянно устраивал вечеринки и балы, был душой любой компании. Жажда власти была чужда ему, современники говорили: «Щедр до расточительности, доверчив до неосторожности, не способен мстить и затаивать злобу… Не выказывает ни заносчивости, ни гордости. Остается на дружеской ноге с прежними знакомыми и узнает их даже в толпе…». Отличительной чертой Орлова были теплые отношения с людьми, низшими по положению, он всегда был щедр на помощь просящему. С другой стороны, многим вельможам крайне не нравилось его стремительное возвышение. Сиятельные аристократы вроде гетмана Разумовского и графа Бутурлина считали оскорбительным для себя стоять на одной ступени с незнатным выскочкой. Костюмы Орлова отличались изысканной простотой, воспринимаемой сановниками, как подчеркивание того факта, что фаворит может позволить себе наплевать на придворный этикет.

В 1764 Екатерина посетила Лифляндию. Орлов на всем пути сопровождал ее, и все могли убедиться, что императрица страстно влюблена в него. В этом же году государыня пожаловала Григорию Григорьевичу чин подполковника лейб-гвардии Конного полка, а к началу 1765 года назначила шефом Кавалергардского корпуса. Однако фаворит не только принимал подарки от Екатерины, но и сам их делал. Самым известным из них считается покрытый тайнами алмаз «Орлов». Екатерина так была восхищена подарком, что повелела вставить бриллиант в свой скипетр.

На любительском уровне Орлов увлекался искусством и поэзией, научными и философскими идеями. Известно, что он любил устраивать физические и химические опыты, а в своих комнатах во дворце приказал организовать обсерваторию и поставил туда телескоп. Весь двор ходил к нему любоваться звездами. Кроме того князь привечал ученых, поэтов и других выдающихся личностей эпохи. В гости к нему захаживали Дени Дидро и Жан-Жак Руссо. Михаилу Ломоносову Григорий Григорьевич оказывал всемерную поддержку, а когда русский гений умер, скупил все его работы, и лишь благодаря этому наследие великого ученого не было утеряно. Мало кто знает, что именно Орлов открыл талант Дениса Фонвизина для русской литературы. Услышав в одном из салонов комедию «Бригадир», он сразу же отрекомендовал автора государыне, положив начало популярности одного из первых комедиографов России.

В 1765 году Екатерина создала Вольное экономическое общество, призванное изучить проблемы аграрного сектора и способствовать его развитию. Данное предприятие оказалось по душе Орлову, он был выбран президентом и принимал в работе активное участие. Кроме того Общество довольно длительное время существовало на его средства. В ходе работы со всех губерний собирались данные о положении крестьян. Итоговые доклады Григория Григорьевича были жуткими — по всему выходило, что крепостное право тормозит развитие страны. Работая большую часть времени на помещика, у крестьян не оставалось времени возделывать свои крохотные наделы. Помещики не желали отпускать крепостных и стремились в своих имениях обзавестись личными парикмахерами, актерами, мастеровыми и т.д. Города же оставались без рынка сбыта и рабочей силы. Сам Григорий Григорьевич являлся убежденным приверженцем освобождения крестьян. В своих владениях он установил либеральные порядки, многие его работники получили вольную за свои способности и таланты. На первых порах Общество силилось переломить ситуацию — помогало людям в открытии своего дела, предоставляло кредиты. К сожалению, основные задачи так и не были решены — еще почти 100 лет пришлось ждать освобождения крестьян.
В 1768 году в голове Орлова прочно поселилась идея об изгнании турок из Константинополя. В январе 1769 участвуя в заседании совета по теме русско-турецкой войны, обычно молчавший Григорий Григорьевич попросил слова. С энтузиазмом он принялся рассказывать об экспедиции в Архипелаг русского флота, о возможном восстании греков, об отвоевании Константинополя. Все присутствовавшие на совете, а больше всех сама императрица, были поражены — легкомысленный Григорий Орлов предстал знающим и осведомленным человеком.

Необходимо отметить, что предложение князя было не ново — российские государи, считавшие себя наследниками византийских царей, с самого дня захвата Константинополя полагали своим долгом освободить священный град от власти иноверцев. Екатерину Великую также весьма волновал греческий вопрос — геополитический вектор развертывался на восток и юг, и изгнание турок-мусульман с исконно православных земель имело и политическую, и идеологическую подоплеку.

Спустя некоторое время Екатерина отдала распоряжение готовить эскадру. Главная роль отводилась трем братьям Орловым — Григорию, Алексею и Федору. Однако впоследствии государыня передумала и оставила Григория подле себя. Программа-максимум заключала в себе выход к Черному морю, укрепление в Крыму и заселение прибрежных земель. С этой целью в Таганроге и Азове началось строительство военных крепостей и одновременно маневры русских войск — одна армия отправилась в Молдавию, чтобы помешать туркам выйти к польской границе, другая выдвинулась к рубежам России. Среди христиан, живущих на Балканах, была поведена мощная пропагандистская кампания, в результате чего в Черногории, Македонии, Албании, Боснии и Герцеговине начались восстания. В июле 1769 из Кронштадта вышла первая эскадра, следом были сформированы еще две.

Однако в 1770 году, как раз в разгар войны, в Москве разразилась эпидемия чумы. Болезнь в Россию на штыках принесли солдаты из Молдавии. В то время в стране еще не знали, что это за напасть и как уберечься от нее, а потому чума чрезвычайно быстро распространилась по территории Украины, Тверской и Брянской областям, а затем попала и в Москву. Несмотря на заставы вокруг города, где всех въезжающих тщательно осматривали, болезнь проникла в первопрестольную. Первые признаки чумы в Москве были зафиксированы 17 декабря 1770 года в госпитале, расположенном на Введенских горах. Из донесений императрице видно, что московские власти не придавали никакого значения распространявшейся заразе до 22 декабря, когда о болезни было доложено в Санкт-Петербург. Собравшийся в Москве консилиум из лучших врачей того времени — Эразмуса, Венемианова, Кульмана, Зыбелина и других — постановил, что обрушившаяся на город напасть — это моровая язва. Доклад об этом лег на стол генерал-губернатора Петра Салтыкова, однако, насколько известно историкам, никаких особых мер не было принято. К тому времени наступил январь, и сильные морозы остановили распространение эпидемии. Обстановка в городе стабилизировалась, заболевших больше не было, всех приезжавших тщательно осматривали.

Перезимовав, чума опять вышла на охоту — новые случаи болезни начались в марте. На помощь природы теперь надеяться не приходилось, и моровая язва начала косить людей десятками. Лишь тогда в Москве опомнились — город был объявлен зоной карантина, его хотели закрыть, однако осуществить на практике это оказалось невозможным. В торговых местах были установлены бочки с уксусом, в которые люди обмакивали деньги. Полиция внимательно следила, чтобы жители не прикасались друг к другу, а все полки находились в боевой готовности, дабы быстро подавить назревающий бунт. Также для решения проблемы императрица отправила в Москву своего представителя, генерал-поручика Петра Еропкина.

По прибытии Петр Дмитриевич энергично приступил к борьбе с эпидемией, однако все его начинания натолкнулись на ряд проблем. В частности, жители города не желали сообщать властям о заболевших знакомых или родственниках и не отдавали их вещи для уничтожения. Многие заразившиеся в ужасе разбегались по окраинам Москвы и по деревням, тем самым ухудшая ситуацию. Другие же тайком выкидывали трупы из домов прямо на улицу. В столице расцвели грабежи, мародерство и разбои. Все попытки одолеть болезнь были безрезультатны — чума бушевала в городе все лето, в день умирало до тысячи человек. В конце концов, Еропкин отказался выполнять свои должностные обязанности, в Москве началась паника, местная знать поспешила прочь из города. Люди были доведены до отчаяния, что в итоге вылилось в чумной бунт, в ходе которого был убит архиепископ Амвросий, разграблены Чудов и Донской монастыри.

После этих событий императрица командировала в город Орлова, наделив его широчайшими полномочиями. Для Григория Григорьевича это был отличный шанс проявить себя — ведь он так и не попал на русско-турецкую войну. Когда его братья Федор и Алексей героически сражались в Чесменской битве, он сидел подле государыне, и его самолюбие при этом страдало чрезвычайно. Известно, что Орлов совершенно не боялся чумы, когда английский посол, лорд Каткарт сказал ему, что «чума это вовсе не турки», князь раздраженно отмахнулся и ответил: «Чума или не чума, а я поеду и все налажу».

Когда Орлов прибыл в Москву, у него (по его собственному выражению) «встали дыбом волосы». В тот момент в Москве было около двенадцати с половиной тысяч домов и в половине из них люди болели, а в трех тысячах уже умерли все жильцы. Тем не менее, своими полномочиями Григорий Григорьевич воспользовался с умом. 30 сентября он собрал заседание Сената и объявил разработанную им программу действий. Согласно ей была поднята заработная плата могильщикам и похоронным командам, обеспечена поставка уксуса в необходимом количестве, предоставлено жилье и продовольствие всем оставшимся в Москве мастеровым и ремесленникам, организован особый приют для детей, ставших сиротами. Эти мероприятия показали горожанам, что фаворит императрицы взялся за дело всерьез. Его хладнокровие, расторопность и абсолютная уверенность в успехе постепенно стали передаваться и остальным чиновникам. Григорий Григорьевич, несмотря на опасность, целыми днями разъезжал по городу, навещал госпитали, лично вникал в тонкости дела. В целях борьбы с мародерством 12 октября Орлов издал указ, предписывающий всех замеченных в этом богопротивном деле, казнить на месте. После этого мародерство в Москве сошло на нет.

Григорий Григорьевич отлично знал психологию русского человека, а потому не скупился на расходы — тем, кто лечился в больницах, выдавалась компенсация, всем врачам, участвовавшим в ликвидации эпидемии, было положено двойное жалование, а состоявшим при больницах крепостным обещана вольность. Заметив, как много жителей Москвы слоняется без дела и является потенциальными разносчиками заразы, Орлов предложил дать людям возможность подзаработать и одновременно сделать полезное дело. 25 октября он издал новый указ, в котором призывал «всех охочих людей из московских жителей» увеличить окружающий Москву Камер-коллежский вал с поденной оплатой труда. Также он принял решение отремонтировать Коломенскую, Калужскую, Тульскую и другие большие дороги и очистить первопрестольную от гнили, грязи, мусора и бродячих собак. Последнее, что сделал князь в Москве, — распорядился вырыть каналы от Неглинной до других речек и болот, дабы наполнить ее рыбой и водой.

В результате чума отступила. За месяц с небольшим Григорий Григорьевич сделал то, что остальным не удалось сделать за целый год. 1 декабря в Москве были открыты все публичные места, но Орлова к тому времени уже отозвали в Санкт-Петербург. В Северную столицу князь вернулся как триумфатор. Множество людей встречало его, а Екатерина в честь этого деяния приказала возвести триумфальную арку и выбить медаль, на которой был отчеканен портрет князя и выполнена надпись: «И Россия таковых сынов имеет». К слову, изначально государыня хотела написать: «такого сына», однако Орлов потребовал иной редакции, более скромной.

Русско-турецкая война принесла России блестящие победы и признание во всем мире, однако и народ, и страна нуждались в мире. Граф Румянцев — главнокомандующий всеми силами на Дунае — писал главе внешней политики Никите Панину: «…войска наши никак не готовы к продолжению военных действий…». Наконец, в марте 1772 было решено начать переговоры с Портой, дабы обсудить условия мира. Долго выбиралось время и место будущего конгресса, в итоге стороны остановились на июне месяце и Фокшанах. Представлять Россию в качестве доверенного лица Екатерины был выбран князь Григорий Орлов, а в качестве специалиста по туркам — дипломат Алексей Обресков. Российским послам было поручено отдать Порте Валахию и Молдавию. С турков же требовалось «справедливое удовлетворение за убытки, понесенные в войне», кабардинские княжества и город Азов, независимость от Оттоманской империи всех татар, проживающих на Крымском полуострове, и самое главное — свободу мореплавания и торговли в Черном море. По последнему пункту императрица написала: «От этого требования отступить мы не можем».

18 апреля 1772 Григорий Григорьевич выехал в Фокшаны. Первыми к месту переговоров прибыли русские послы, турки — Яссин-заде эфенди и Осман эфенди — добрались лишь к концу июля. Кроме того в конференции приняли участие страны-союзницы — Пруссия, поддерживавшая русских, и Австрия, выступавшая на стороне Порты. Как и ожидалось, проблема независимости татар вызвала горячее обсуждение и несогласие турецких дипломатов, твердивших, что татары, как и турки, мусульмане. Едва начавшись, переговоры зашли в тупик — русские послы «держались предписанного», а турецкие не желали уступать в вопросе с татарами. В конце августа турки решили разорвать перемирие и покинуть Фокшаны. Тут внезапно собрал свои вещи и уехал Орлов, и 28 августа конференция прервалась.

Под влиянием Никиты Панина (известного противника Орловых) при дворе сложилось устойчивое мнение, что во всем виноват один Григорий Григорьевич и, если бы не его внезапный отъезд, турки переговоров бы не прервали. В это же время Орлов совершил свою первую, но роковую ошибку. Ему, как главе российской делегации, необходимо было задержаться в Яссах, подключиться, как только турки решат возобновить перемирие, к переговорам, а, пока суд да дело, содействовать Румянцеву и его войскам в устрашении Оттоманской империи. Этого требовал и здравый смысл, и Екатерина. Однако в ставке Румянцева Григорий Григорьевич не задержался. Узнав, что у императрицы появился новый фаворит — Александр Васильчиков, он ринулся в Санкт-Петербург, позабыв о миссии, возложенной на него. Переговоры, возобновившиеся в Бухаресте, проводил один Обресков. К слову, эта мирная конференция также провалились, но Панин и в этот раз ухитрился все списать на отбывшего Орлова. Выдающийся русский историк Сергей Соловьев писал по этому поводу: «Лишь страшная вражда к Григорию Орлову заставила Панина обвинить его в разрыве конгресса в Фокшанах… Лучшим оправданием князю служил неуспех Бухарестского конгресса и непрочность Кючук-Кайнарджийского мира — и все благодаря пункту о независимости татар, который в Константинополе не могли переварить».

К тому времени Екатерина окончательно решила расстаться с Орловым. Торопившегося к императрице князя у Санкт-Петербурга остановили посланцы государыни, передав ему приказ отправляться в Москву. Через старшего брата Ивана, которого остальные Орловы беспрекословно слушались, она отправила Григорию Григорьевичу письмо, в котором обязывала его поселиться на один год в своем имении. Вместе с посланием князь получил поистине царский подарок — ежегодное содержание в 150 тысяч рублей и десять тысяч крепостных. Как воспринял это сам Орлов, неизвестно, однако вскоре он отбыл в Ревель, где и оставался почти год «ссылки», официально именуемой отпуском.

Любопытно, что пока тянулись русско-турецкие переговоры, закончился первый раздел Польши, на котором Пруссия и Австрия приобрели едва ли не больше, чем наша страна, выстрадавшая договор кровью суворовских воинов. В результате войны между Оттоманской империей и Россией выиграла Пруссия, что повлекло за собой охлаждение российско-прусских отношений, переживавших при Екатерине II пору расцвета. К слову, Григорий Григорьевич открыто выступал против составителей пакта о разделе Польши и даже требовал для них смертной казни. Однако Екатерина к тому времени его мнений уже не слушала.

В начале 1773 года Орлов возвратился в Санкт-Петербург, и императрица милостиво приняла его. Он поселился в Гатчине, однако в июле 1774 отправился за границу и долго путешествовал по Италии, Австрии, Англии. В 1777 году Григорий Григорьевич женился на Екатерине Зиновьевой, которая приходилась ему двоюродной сестрой. Данный брак вызвал в обществе едва ли не скандал — близкородственные отношения считались преступлением против обычаев и нравов. Совет императрицы требовал сослать супругов в монастыри, и дело было лишь за согласием Екатерины. Однако вопреки мнению придворных государыня не стала мешать браку.

Григорий Григорьевич очень любил свою жену, но его семейное счастье было недолгим. Екатерина Николаевна болела туберкулезом, и летом 1781 года, несмотря на все усилия, предпринимаемые Орловым, умерла. Сердце Григория Григорьевича не выдержало потери — он сразу же сильно сдал, у него помутился рассудок. Императрица, несмотря на странности в поведении, не отвернулась от бывшего фаворита. Современники писали, что она «строжайше запретила применять к нему какие-либо суровые меры, не допускает даже мысли о наказании или заключении…» Скончался Григорий Орлов ночью 24 апреля 1783 года на пятидесятом году жизни. Екатерина II старалась впоследствии не заводить о нем разговоров, а если и вспоминала, то говорила лишь хорошее, находя «великим человеком, мало оцененным современниками».

Ура, фельдмаршал!

Блеск забытых побед

Дунайская кампания Восточной войны. Сражения при Ольтенице и Четати

Кухарка на троне

Адмирал Григорий Спиридов