Иван Солоневич. «Россия, революция и еврейство»

 

 

Но есть и некоторая разница. В эмиграции очень много программ насчет того, что именно должно быть дальше. В России от всех этих дальнейших программ люди уклоняются самым старательным образом. Не до того. На человека навалился медведь: совершенно неподходящий момент, чтобы проектировать, как именно устроить свой кабинет после того, как этот медведь будет зарезан. Тут нужны не проекты, а рогатина. Для эмиграции тоже нужны не «проекты», а рогатина — то есть организация. Такая организация, которая в кратчайший срок и с максимальной толковостью могла бы в случае войны перебросить белого штабс-капитана в какой-нибудь царевококшайский уезд и поставить его во главу мужицкого отряда, который в этом штабс-капитане будет нуждаться до чрезвычайности. Ибо и мужику, и штабс-капитану придется совместно выполнять две с великим трудом совместимые задачи: первая — свернуть шею большевизму и вторая — отстоять русские территории. Первая задача и для штабс-капитана, и для мужика все-таки важнее — отсюда и так называемое пораженчество.

Если мы не установим факта духовного сближения России подсоветской и России зарубежной, тогда вообще не о чем говорить, не для чего издавать «Голос России» и не для чего его читать. Он вообще не предназначен для тех людей, которые в Россию возвращаться не собираются. Не собираются — и Бог с ними. Но мне-то с ними и говорить не о чем — разве о бридже. Отдела бриджа «Голос России» заводить не предполагает.

 

2. Аксиомы и теории

Таким образом, я исхожу из той аксиомы, что Россия подсоветская и Россия зарубежная в своей массе — почти одно и то же. Аксиомы приходится принимать более или менее без доказательств. Но, установив аксиому, значительно труднее создать, исходя из нее, такую теорию, которая более или менее выдерживала бы критику.

В наш век почти все теории полетели вверх тормашками. Не только в политике (теории марксизма и демократии), в экономике (теории кризиса и золотого обеспечения валюты), но даже в химии (теория элементов). Я уже не буду говорить о теории относительности. Человеческий ум так уже устроен, что всякую теорию он склонен доводить до полного абсурда. И тогда теория, в качестве иллюзорной истины, приносит неисчислимый вред.

В виду этого ко всякой попытке построения всякой теории я подхожу с некоторой опаской: как бы эта моя «рабочая гипотеза» не превратилась в теорию и из теории — в бессмыслицу. Теории демократии натолкнулись на живую жизнь и оказались бессмыслицей, импотентной бессмыслицей. С другой стороны, до еще большей бессмыслицы докатываются теории антисемитизма, объясняющие все процессы и мировой, и русской истории исключительно евреями. В этих двух теориях сталкиваются, с одной стороны, бесчестность, с другой стороны — глупость.

То упорное замалчивание роли евреев в революции, которого так тщательно придерживается наша левая печать, есть замалчивание бесчестное.

То объяснение, которое дают русской революции профессиональные антисемитские органы печати, есть объяснение неумное.

На днях я получил брошюрку какого-то Соборянина — «Лжеучители». Издано в Берлине. Там на странице пятой сказано о каком-то Ашере Гениберге (Ахад-Ха-Ама), «по плану которого произведена марксистско-коммунистическая революция в России в марте и октябре 1917 года, решенная совместно с мировой войной после процесса о ритуальном убийстве Андрюши Ющинского в Киеве».

Не правда ли — какая великолепная простота? Был процесс Бейлиса в Киеве, и вследствие оного процесса какой-то таинственный Ахад-Ха-Ама решил произвести и мировую войну, и русскую революцию. Решил — и провел. Это уже — да простит меня г-н Соборянин — просто-напросто бред сумасшедшего.

Кстати, по тому же «Соборянину», на дочери означенного Ахад-Ха-Ама женат, оказывается, сотрудник «Последних новостей» Осоргин[2] — откуда, следовательно, и либеральное направление мыслей г-на Осоргина… Таинственный Ахад-Ха-Ама, который оказался в состоянии «провести по плану» и мировую войну, и русскую революцию, мог бы для мужа своей дочери найти более выгодно оплачиваемое занятие, чем фельетоны в «Последних новостях».

Здесь мы вступаем на территорию сумасшедшего дома. Сумасшедший дом никогда не может быть ни боевой, ни творческой силой. Если я подойду к любому эмигрантскому штабс-капитану и скажу ему: Россией правят большевики, и правят так-то и так-то, — и спрошу: как с ними бороться? — то из ста человек девяносто девять дадут приблизительно одинаковый ответ. Они знают, как надо бороться. Другой разговор, что для этой борьбы — технического и политического аппарата не хватило. Но они знают.

Если же я к тем же штабс-капитанам подойду и скажу, что Россией по поручению всемогущих жидо-масонов и таинственного Ахад-Ха-Ама правят просто-напросто приказчики жидо-масонов и Ахад-Ха-Ама, то никто мне не ответит: так как же с этим Ахад-Ха-Амом бороться? Уж ежели он такой умный, что сумел «спланировать» и мировую войну, и русскую революцию, оставаясь невидимым и недостижимым, тогда придется принять единственно возможную политическую программу: «Не рипайся, куме, не трать сил, иди прямо на дно».

Но мы тратить силы собираемся и никак не собираемся идти на дно. Мы еще будем тратить силы, и на дно мы не пойдем. Но наши силы мы должны тратить с толком, а не без толку.

Я не знаю, как это называется в артиллерии, но такой термин, кажется, есть: когда батарея шлет свои снаряды по фальшивой батарее противника. А противнику — только этого и нужно.

Передо мною стоит чрезвычайно трудная задача: в спешке газетного дела дать отчет о том, как именно складывался еврейский вопрос в советской и подсоветской России. Скажу сразу: моя точка зрения есть прежде всего русская точка зрения и только уже потом — антисемитская точка зрения.

Есть и другие точки: раньше антисемитская и только потом уже — русская. На такой точке зрения стоит и некоторая часть национальных кругов эмиграции. Именно эта часть весьма обиделась на меня за мою фразу о более или менее идиотской теории расизма. Поговорим о теории расизма.

Некоторые мои читатели очень обиделись на меня за мою фразу о «более или менее идиотской теории расизма». Напоминаю, что я не сказал просто «идиотская», а только «более или менее». Я, повторяю, склонен предполагать, что всякая теория, развиваясь и углубляясь, весьма склонна доходить до полной бессмыслицы. Приблизительно это случилось и с теориями расизма. Так называемое прогрессивное течение антропологии в целом ряде исследований доказывает зависимость расы от климата и среды и с чрезвычайным тщанием исследует лицевые углы, проценты долихоцефалов и брахицефалов, группы крови и даже микроскопическое строение волоса у представителей разных рас, попавших в Америку и там, в одном и том же климате и в одной и той же среде, приобретающих типичные черты стандартизированного американца. По «утверждениям этой антропологической теории, климат и среда меняют не только внешний облик, но и анатомические признаки. Это, так сказать, «микроскопическая теория» в антропологии.

Не будем возражать против микроскопа. Это очень хорошая вещь. За ним сидели и Пастер[3], и Кох[4], и микроскоп нас избавил от чумы и от некоторых других удовольствий того же рода. Но все-таки: очень полезно иногда оторвать глаз от микроскопа и простым человеческим оком посмотреть на простую человеческую жизнь кругом.

В этой жизни существует, например, и такое племя, как цыгане. Много веков живут они в нашем климате, на наших территориях, в атмосфере нашего быта, культуры, религии и языка, и сквозь все это они проходят, как привидения сквозь стену. Кажется, Карл Великий делал первые попытки посадить это фантастическое племя на землю, передвинуть его из кочевого в оседлый быт. Позднейшая попытка принадлежит Сталину. В нашей газете как-то приводилось восторженное послание цыган по поводу новой сталинской конституции. Вот этой-то конституции все эти века цыганам как раз и не хватало, чтобы из «шатров изодранных» окончательно усесться в колхозе.

Кстати, о цыганах. Осенью не то двадцать девятого, не то тридцатого года в Москве появились цыгане совсем уж неправдоподобного вида. Цыган как цыган. Бородища репейником, штаны какие-то зелено-синие, но в руках портфель и в кармане рваного кафтана — стило. Потом выяснилось: это были, так сказать, цыганские ударники, «лучшие из лучших», которые в Москве организовывали какие-то цыганские культурно-просветительные мероприятия. В числе этих мероприятий был и клуб. В Петровском парке этим цыганским ударникам дали особняк, снабдили мебелью, роялями, пишущими машинками и прочими принадлежностями культурно-просветительного ремесла. Дело было зимой. Зимой этот клуб жил весьма оживленной жизнью. Не буду уже говорить о том, в какой степени эта жизнь была культурной и просветительной. Но к весне эти «лучшие из лучших» исчезли совершенно бесследно, ухитрившись сбыть на Сухаревку весь свой цыганский культурно-просветительный инвентарь. Так что когда какой-то очередной инструктор Агитпропа пришел в означенный особняк, то там не оказалось ничего: ни роялей, ни машинок, ни ударников, ни — «лучших из лучших». Даже ГПУ и то осталось в недоумении: были цыгане — и нет цыган. В такое же недоумение приводила ГПУ и паспортизация: как его в самом деле «паспортизируешь», когда он, цыган, никак не хочет иметь «постоянного места жительства». Сегодня «в шатрах изодранных по Бессарабии кочует», а завтра оказывается где-то под Рязанью. По меньшей мере десять веков фантастическое это племя кочует по Европе, а теперь и по Америке, в России — на телегах, в фиордах Норвегии — на лодках, в Америке, говорят, на «фордах». И всем правительствам мира, начиная от Карла Великого до столь же «великого» Сталина, ничего с этим племенем сделать не удалось. А климат, эпоха, культура, территория — то же, что и у нас.

Не нужно сидеть за микроскопом, чтобы с полной очевидностью констатировать факт наличия глубочайшей расовой разницы между, скажем, цыганом и, скажем, англичанином. «Прогрессивные» теории антропологии, замазывая расовые отличия, пытаются замазать и тот факт, что наряду с цыганами все эти века радом с нами живет и еврейское племя, качественно отличное от нас:

славян, германцев, англо-саксов, французов и прочих.

Но и расовую теорию можно при желании довести до идиотизма. И даже не «более или менее», а до идиотизма просто как такового. С одной стороны, вульгаризаторы германского расизма утверждают, что гениальность свойственна только германской расе. Это не только розенберговская теория, задолго до Розенберга ее проповедовали и Трейчке[5], и Моммзен[6], и Рорбах[7], и многие другие. Итак, с одной стороны, есть «либеральная теория», утверждающая, что никаких расовых отличий вообще в мире не существует: это выдумки «реакционеров». С другой стороны, существует теория, утверждающая монополию на гениальность и право на власть только за германской расой и, в крайнем своем выражении, относящая к германской расе и Да Винчи, и Христа. В предыдущем номере газеты я привел пример аналогичной русской теории, переносящей место рождения Иисуса Христа в Рязань.

Как видите, все эти три варианта антрополошческой науки приблизительно одинаково глупы. «Нам, рязанским», может быть, так же лестно перенесение Вифлеема в Рязань, как «нам, нюренбергеким»,- перенесение Вифлеема в Баварию. Но поскольку мы остаемся хотя и плохими, но все же христианами,- нам не следовало бы ни русифицировать, ни германизировать Спасителя…

Вот вам пример, с одной стороны, сознательного жульничества и, с двух других сторон — глупейшей вульгаризации.

Удивительная вещь: до какой степени самые глубочайшие «научно разработанные теории» не замечают иногда самых простых вещей… И — упираются в тупик. В один из таких тупиков упирается и вопрос о русской революции. С одной стороны, наши левые говорят: «Россию погубил проклятый царский режим». С другой стороны, наши правые говорят: «Россию погубили жиды». Обе точки зрения, как видите, весьма упрощены. И за этими упрощениями есть великая опасность для России. Опасность заключается в том, что если мы в чрезвычайной сложности событий все будем валить, с одной стороны, на «царя» и, с другой стороны, на «жида», то мы рискуем между «жидом» и «царем» проворонить самих себя. То есть в борьбе между «монархией» и «еврейством» проворонить нечто весьма существенное, а именно: русский народ, к которому принадлежим, в состав которого входим и мы с вами. Совершенно такое же упрощение делается и в вопросе о «фашизме» и «еврействе» — итальянский фашизм с еврейством уживается весьма мирно.

Нет, теорий не надо. По мере возможности надо уловить все своеобразие нашей обстановки и строить планы на сегодня и завтра, максимум — на послезавтра. Нужно выяснить и свое отношение к еврейскому вопросу, но не «в мировом масштабе», а для надобностей практической политики сегодняшнего дня. «Мировыми масштабами» мы занимались вполне достаточно, не без их участия родился и большевизм. Англичане, которые в своей политической жизни никаких теорий и на порог к себе не пускают, живут очень неплохо.

Наша левая печать, будучи сейчас, как она была и до войяы, иногда преимущественно еврейской, иногда и исключительно еврейской, отражает преимущественно еврейскую точку зрения. Исключительно еврейской точки зрения она отражать не может, ибо тогда русские читатели ее не читали бы. Тот факт, что эта печать — печать еврейская, замалчивается упорнейшим образом, а констатация этого факта сейчас же обзывается человеконенавистничеством.

Очень возможно, что кто-нибудь из моих читателей имеет в своем распоряжении или может найти в библиотеке комплект «Правды» приблизительно за 1929-1930 годы. Там в одном из предрождественских номеров известный русско-еврейский, а теперь советский публицист Заславский[8] вспоминал, как им, беднягам, приходилось соблюдать традицию «проклятого царского режима» и писать традиционные рождественские рассказы. Заславский был соредактором известной левой газеты «День»[9], и редакция каждый раз оказывалась в тупике: в ней не было ни одного христианина. Бедняге Заславскому приходилось писать эти рассказы самому…

Было бы хорошо найти этот номер «Правды»: согласитесь сами, что такого рода признания делаются нечасто. И забрасывать их не стоит.

Так вот — о человеконенавистничестве. Я не знаю, при чем здесь человеконенавистничество. Я ничего не имею против еврея-журналиста. М. Алданов, будучи евреем, написал самые прочувствованные страницы о забытом всей художественной литературой национальном нашем герое Суворове. Забвение это превратило Суворова в лубок. Алданов воскрешает его живой облик: почему я буду протестовать против работы Алданова в журналистике или даже разоблачать его псевдоним?

Но если в газете, которая называет себя органом русской мысли, нет ни одного русского, — это уж извините, тут уж я буду скандалить. Если во главе правительства, которое называет себя российским, на три четверти стоят евреи, — я тоже буду скандалить. Но при чем тут человеконенавистничество и черносотенство?

Сейчас наша левая печать, будучи или преимущественно («Последние новости»[10]), или исключительно («Социалистический вестник»[11]) еврейской, из рупора хотя бы и еврействующей, но все-таки русской эмиграции из России окончательно превращается в орган еврейской эмиграции из Германии: свой своему поневоле брат. Вопрос об участии в революции еврейства — не как отдельных лиц, а как подавляющего большинства всей нации — она замалчивает упорно и бесчестно. Как реакция против этой бесчестности выдвигается другая теория: «Революцию сделали жиды».

О том, кто именно сделал революцию, будущие наши историки напишут, вероятно, никак не меньше миллиона томов — о Наполеоне написано около трехсот тысяч. Из этого миллиона десяток толковых книг, вероятно, найдется. Избави меня Бог конкурировать с этими историками, но все-таки надо бы установить некоторые абсолютно бесспорныефакты.

Весь девятнадцатый век наполнен борьбой самодержавия с верхушками дворянства. В этой борьбе погибли обе боровшиеся cтороны, причем монархия погибла с шансами на воскресение, дворянство — абсолютно без всяких шансов (я говорю о гибели дворянства как правящего слоя).

Корни этой борьбы уходят глубоко в века — пожалуй, до Калиты и Грозного. Не будем опускаться в глубь веков. Вспомним только о том, что некая мистическая дата начала русской революции обычно относится к декабристам — никаких евреев там не было. Потом шли и Белинский, и Чернышевский, и Бакунин, и Герцен, и Плеханов, и Лавров, и Милюков, и Ленин, и многие другие сеятели «разумного, доброго, вечного». В течение целого века раскачивали и подтачивали они здание русской государственности. Всю эту работу моральным своим авторитетом покрывали князь Петр Алексеевич Кропоткин, который евреями куплен не был, и граф Лев Николаевич Толстой, который хотя от евреев взяток и не брал, но подточил весьма основательно и государство, и церковь, и даже семью.

И любой бердичевский фармацевт из Бунда или из большевиков в своей борьбе против исторически сложившегося строя мог взять меня за пуговицу и сказать: «Послушайте, вы же интеллигентный человек? Ведь вы же видите, я же иду по стопам лучших светочей русской мысли?»

И что я, «интеллигентный человек», мог этому фармацевту ответить? Действительно, он — шел! А Чернышевский действительно был «светочем»…

Если мы из всей чрезвычайно сложной совокупности факторов, делавших, сделавших и поддерживающих революцию, сосредоточим свой огонь только на одном — на еврействе, мы проиграем свою игру. Все это не так просто. Говорят: на русскую революцию давал деньги еврей Якоб Шиф. Да, давал. Но на ту же революцию давал деньги и Савва Морозов. И больше всех их дала Германия — не Германия Веймара[12] и Эберта[13], а тем более Гитлера, а Германия Гогенцоллернов[14]… Ни для кого не секрет, что все эти «Окопные правды» издавались на немецкие денежки, а во дворце Кшесинской выше всего котировались германские марки… Если уж упрощать дело до такой степени, что в мире за деньги можно сделать революцию, — то октябрьская была сделана на германские деньги. A la guerre comme a la guerre. Однако — при ближайшем и могущественном участии почти всего русского еврейства.

Нам нужно найти здесь свою собственную, эгоистически русскую точку зрения. И по мере нашей возможности — толковую точку зрения. Гитлеровская точка зрения на евреев, как мне кажется, очень хороша для Германии. Защищая свою страну от надвигавшейся революции, Гитлер обязан был сжать еврейство в железные тиски. Мы должны были сделать это перед революцией. Но мы не сумели ни зажать, ни защитить. Как это ни парадоксально будет звучать, я все-таки скажу:

Гитлер спасает от революции не только немцев, но и евреев. В некоторой степени он спасает евреев от самих себя…

Все это несколько сложнее, чем протоколы «Сионских Мудрецов» или бухаринская «Азбука коммунизма»…

Итак: основную тяжесть борьбы против монархии взвалила на свои плечи верхушка дворянства. Потом к ней присоединились «разночинцы», и уже в самые последние десятилетия прошлого века этот антимонархический фронт получил могучую поддержку со стороны всего русского еврейства.

Я не буду вдаваться во всякого рода антропологические и метафизические искания. Здесь с достаточной ясностью действовал экономический фактор.

Русская монархия, только что и по собственному почину раскрепостив мужика, не могла, не имела права предоставить этого мужика на растерзание, скажем условно, Ротшильдам. Этот мужик только что оторвался от феодального строя, только что

Порвалась цепь великая, Порвалась и ударила Одним концом по барину, Другим — по мужику.

И пустить в эту среду еврея с его вековыми капиталистическими навыками, с его вексельными ухищрениями, с его мировой еврейской солидарностью — значило отдать на поток и разграбление и русского мужика, и русского барина, и русского купца.

Я понимаю, насколько рискованно доказывать, что антисемитская политика русской монархии была не только национальной политикой, но что она была прежде всего политикой демократической. То есть политикой, направленной к защите народных низов. Процентная норма защищала возможность получить образование не «графьям и князьям», а низовой новорожденной русской интеллигенции. Никаким «графьям и князьям» еврей не мог загородить пути к школе, но мне, выходцу из крестьянства, он мог. На той ступени экономического, культурного и прочего уровня, на котором Россия тогда находилась и который был создан не «реакционным самодержавием», а нашими историческими условиями, число школ было ограничено. И монархия ограничила число евреев в этих школах.

Либеральствующему рязанскому помещику очень легко было корить монархию за «зоологический национализм». Но, например, я, белорусский мужик, и многие из людей вроде меня видели и понимали, если бы не процентная норма, то еврей-горожанин с его деньгами, с его оборотистостью, с репетиторами, взятками и прочим в этом же роде никого из нас, белорусских мужиков, в гимназию не пустил бы…

В совершенно такой же степени земельные ограничения для евреев ограждали опять-таки не «графьев и князьев», а прежде всего русского мужика. И на данном историческом этапе они были необходимы. Это была политика национальная и политика демократическая.

Можно спорить о пользе черты оседлости, но и эта черта была своеобразным таможенным барьером, ограждавшим еще полуазиатскую восточную Россию от слишком бурного наплыва еще не известных ей «капиталистических отношений». Вспомним по этому поводу, что в аналогичный период французской истории — в период перехода от феодализма к капитализму — Наполеон I вынужден был аннулировать все долговые обязательства крестьян, выданные на имя еврея. А Франция конца XVIII века была самой культурной страной своего времени.

Еврейская политика монархии не всегда проводилась толково и умно. Было сделано много технических ошибок. Если нельзя было пускать изощренного в вексельном праве еврея к скупке земли у мужика, у которого грамотности не всегда и на собственную подпись хватало, то не следовало устраивать, например, процесса Бейлиса, из какового процесса, кстати,  ничего и не вышло. Если в деле образования нельзя было ставить в равные условия сына еврейского коммерсанта и сына белорусского мужика, то нельзя было допускать и еврейских погромов, из которых, кроме конфуза, опять-таки ничего не вышло. Еврейскую политику надо было проводить, с одной стороны, намного жестче, с другой стороны — намного культурнее. Но если Россия не очень была богата культурными профессорами, откуда ей было взять достаточное количество культурных приставов?

Русская монархия оклеветана перед всем миром. Оклеветана самым чудовищным образом. Эту клевету Россия смывает сейчас собственной кровью. Но собственной кровью оплатил ее и еврейский народ.

Перед войной монархия и еврейство находились в положении непримиримых врагов. Монархия продолжала отстаивать интересы русских низов против еврейского капитала, еврейство вело против монархии бешеную кампанию. Чрезвычайно вероятно, что гигантский культурный и экономический рост предвоенной России и сделал бы через два-три десятилетия совершенно ненужными процентную норму и черту оседлости. Но и то, и другое было автоматически подорвано войной. И окончательно ликвидировано Февральской революцией.

О том, что Февральскую революцию поддерживало все без исключения еврейство, нечего и говорить. Но все-таки не еврейство сделало эту революцию. Не евреи ездили в ставку за отречением Императора, и не евреи, или не только евреи, пускали по столбцам и по фронтам беспримерную по своей омерзительности клевету на Императрицу. Что уж там говорить и все на евреев сваливать. Мы виноваты. В том числе и я виноват. Всякого милостивого государя, пускавшего по уголкам и по салонам, по фронтам и по улицам шепотки о царице-шпионке, надо было без разговоров бить по морде. И не в порядке «оскорбления действием», а так, чтобы человек потом месяцами размышлял в госпитале о неудобствах клеветы на русскую монархию. Не били вовремя — вот и сидим по Парагваям и по лагерям.

С точки зрения национальных интересов еврейства его участие в Февральской революции было логически оправданно. На этой революции еврейству следовало бы и остановиться. Но — оно не остановилось.

Д-р Пасманик[15] в своей книге «Русская революция и еврейство» говорит о том (цитирую по памяти), что в этой революции еврейство стало намного левее своих экономических интересов. Да, намного левее. Экономические интересы еврейства требовали остановки на февральской станции. Ехать дальше было ненужно.

Февраль и учредиловка, республика и всяческие свободы дали бы евреям все, что им было нужно. Тут вам и биржа, и банки, и акции, и печать, и либеральные профессии, и какой-нибудь Блюм во главе российского правительства. И конечно, не «Новое время» было бы выразителем русского общественного мнения, а «Биржевка»[16] «Речь»[17], не Меньшиковы[18] и Суворины[19], а Абрамовичи, Заславские и прочие Гоцлиберданы. Лишенная вековой своей опоры в монархии, русская трудовая масса попала бы в такой переплет Ротшильдов и Митек Рубинштейнов, что выдраться было бы, пожалуй, труднее, чем из колхоза.

В Октябрьскую революцию евреям лезть было совершенно незачем. Здесь, как мне кажется, произошла такая вещь.

И русские дворяне, которые все прошлое столетие фрондировали против монархии, и русское купечество, которое давало деньги Лениным, и русские разночинцы, которые кидали бомбы в Династию, когда дело дошло до «социализма всерьез», до реальной угрозы развала русской государственности, сразу шарахнулись назад. Кропоткин и Плеханов стали оборонцами, учредиловка поперла к Колчаку. Борис Савинков[20] стал «белогвардейцем». Подавляющее большинство русской «революционной интеллигенции» — еще вчера распинавшейся за социализм — сразу потеряло свои революционные краски. Сказалась кровь — вот тут-то мы и подходим к «расизму». Сказался тысячелетний государственный инстинкт, которого еврейство лишено начисто.

* * *

Одна из еще не написанных страниц русской революции (надеюсь, что мне удастся написать ее) относится к настроениям петербургского студенчества летом 1917 года. Как известно, это студенчество никакой реакционностью никогда не блистало. Но летом 1917 года оно вопило о винтовках против Совдепа, и величайшая ошибка, может быть, не позор, но все-таки большое несчастье наших вождей заключалось в том, что они о молодежи и понятия не имели (не имеют и сейчас) и этих винтовок студенты не получили. Если бы мы их получили (тогда я еще был студентом), то и кронштадтскую матросню, и петербургскую солдатчину, и гоцлибсрдановскую совдеповщину мы бы раскатали так, что от них бы ни пуха ни пера не осталось. Вот так, как итальянская молодежь под предводительством Муссолини и германская под предводительством Гитлера раскатала итальянскую и германскую сволочь. Вот это именно и был русский фашизм. Насчет фашизма мы запоздали очень сильно.

В Октябрьскую революцию еврейство толкнули три основных фактора: непримиримая ненависть к старой России, полная оторванность от государственных и национальных инстинктов русского народа и, наконец, тот факт, что все главные антиреволюционные силы были в то время и антисемитскими.

Итак, основной своей массой еврейство пошло на Октябрь. Но на Октябрь пошло все-таки не все еврейство. Памятуя о Троцких и Зиновьевых, Бела-Кунах и Радеках — мы не имеем права забывать и о том, что еврей палач Урицкий был убит рукой героя — еврея Канегиссера — и что еврейка Роза Каплан заплатила своей жизнью за пулю, пущенную в Ленина. Когда мы будем ставить памятники героям и жертвам нашего грядущего освобождения — ни Канегиссера, ни Каплаи мы не имеем права забыть.

Но Канегиссер и Каплан, Пасманик и Гессен[21] были единицами. Трагическими единицами. Такие единицы были в Белой армии. Не они определили роль еврейства в революции. Эту роль тот же д-р Пасманик определяет как роль «коммивояжеров революции» — определение меткое и в достаточной степени точное.

Евреи были чрезвычайно энергичными «коммивояжерами». Очень странно, что эмигрантская печать, отмечая смерть Горького, не припомнила того, что даже Горький писал об этих коммивояжерах в первую пору своего беженства. Эти писания (они, кажется, были опубликованы в «Beriingske Tidende») советская печать приводила в выдержках, сопровождаемых неистовой руганью. Но даже и Горький писал об «еврейчиках», которые разоряли православные церкви и раскулачивали русские деревни, и о том, как мужики из этих «еврейчиков» выматывали кишки по вершку.

Я думаю, что для наших читателей нет смысла перечислять всех этих Алфельбаумов[22], Бронштейнов[23] и прочих Нахамкесов[24], которые заполняли собой советское правительство (ЦИК тогда расшифровывался так. zehn Juden Kommando), которые подписывали Брестский мир и которых сейчас «великая и бескровная» почти всех отправила на тот свет. Коммивояжеры «великой и бескровной» ухитрились-таки навязать России свой товар. Сия коммерческая сделка особенно выгодной не оказалась. За проданные ему души черт имеет обыкновение платить черепками.

Сейчас, после расстрела десяти или двенадцати руководящих евреев, эти черепки видны с достаточной ясностью. Это те черепки, которые достались на долю еврейских верхов, пресловутой «красы и гордости». Но краса и гордость эта хотя на несколько лет имела удовольствие купаться во власти и в крови. Еврейские низы купались только в крови, в своей собственной. Ибо первым плодом «победы» не было равноправие, — равноправие было завоевано Февралем. Первыми плодами были неслыханные в истории России погромы, которые «в основном» были проделаны советскими войсками.

В черте еврейской оседлости, то есть по тем местам, где были сконцентрированы основные еврейские массы России, прошла столь долгожданная Нахамкесами гражданская война. Воевали всерьез. Но все, абсолютно все воевавшие занялись в качестве, так сказать, «подсобной профессии» и еврейскими погромами.

В качестве особо квалифицированных погромщиков наша левая пресса очень любит указывать на Добровольческую армию. Что уж греха таить, да, и там было не без погромов. И это было очень плохо, ибо это разваливало дисциплину армии. Но Добровольческая армия в этой погромной квалификации была, так сказать, приготовишкой. Да, была «пытка страхом», о которой писал в свое время В. В. Шульгин. Да, были погромы в Белой Церкви, которые довольно скоро были ликвидированы. Все это было не очень всерьез. А вот товарищи петлюровцы — те действовали совсем всерьез, и еще серьезнее действовали богунская и таращанская советские дивизии.

Я не знаю, насколько эти дивизии были антисемитскими. Но они шли, чтобы грабить. А кого, собственно говоря, можно было грабить на Украине с максимальными шансами на урожай и с минимальным зазрением совести? Конечно, жидов. Во-первых, и деньги, конечно, есть, а во-вторых, все-таки жид. Районы Малина, Фастова, Белой Церкви были вырезаны почти сплошь. Советское командование вызвало интернациональную дивизию для того, чтобы убрать из-под Киева свои собственные победоносные войска. Кое-как убрали. Потом была конная дивизия известного бессарабского бандита Котовского, которая потрошила еврейские карманы и еврейские животы, не всегда обращаясь по этому поводу за справками к Марксу и Ленину.

После ухода Белой армии на Украине на долгое время установился своеобразный режим так называемых банд. По существу, это были украинские мужики, вооруженной рукой отстаивавшие свой хлеб от большевицкого раскулачивания. Банды были разных цветов, и желто-блакитные — петлюровские, и бело-сине-красные — русские, и черные — анархические, и осколки махновщины, и много других еще. При всем разнообразии их теорий практика у них в общем была довольно однообразная, в первую голову зарезать жида, а там видно будет.

Таким образом, еврейство, добившись равноправия в Февральскую революцию, некоторой власти в Октябрьскую, — вот в эту эпоху никак не могло добиться самого простого пассажирского равноправия. Банды останавливали поезда, коммунистов пытались расстреливать, но это было трудно, ибо у коммунистов разные бывали документы. А уж «еврейского паспорта» ни в каком кармане не спрячешь, выходи и покажь.

Когда я в 1923 году служил каким-то неправдоподобным инструктором в Одесском Опродкомгубе (Одесский продовольственный губернский комитет), в оный Опродкомгуб какой-то бандой был прислан целый чемодан, наполненный вот этакими «еврейскими паспортами», конечно, отрезанными от их владельцев. Это были первые плоды победы еврейства на поприще мировой революции.

Эпоха военного коммунизма ознаменовалась неслыханным разорением страны. Правительство, которое в это время правило Россией, состояло почти исключительно из евреев: zehn Juden Kommando. Советы, которые грабили русский народ «на местах», возглавлялись преимущественно еврейскими комиссарами. Точного процента этих комиссаров никто установить не может, не могу этого и я. Вероятно, что в центральных и восточных областях России процент еврейских комиссаров был не так велик, как на Украине, но на Украине «комиссарские массы» состояли почти исключительно из евреев, с небольшой примесью латышей и еще одной разновидности «красы и гордости» — петербургской матросни.

Эпоха военного коммунизма, как я уже говорил, была полна непрекращающимися отчаянными кровавыми крестьянскими восстаниями. Схема была такова: еврей комиссар грабил мужика, мужик, организуясь в банды, вырезывал еврейские местечки. Это — с одной стороны.

С другой стороны, эти же еврейские местечки, веками жившие торговлей и ремеслом, сразу же очутились и без торговли, и без ремесла. Страшный голод 1921-1922 годов, опустошая русские села, схватил за горло и еврейское население страны.

Я не могу забыть одной сцены. В дни этого голода я заведовал каким-то фантастическим и в природе не существовавшим «первым одесским спортклубом». Этот спортклуб был подведомствен Всевобучу (организация всеобщего военного обучения), спортивную часть этого Всевобуча взяла в свои руки очень крепкая группа соколов. Служба во Всевобуче означала военный паек. Много русских офицеров, и легальных, и даже нелегальных, было спасено этими пайками, и вообще в этом Всевобуче делались вещи фантастические и пока что оглашению не подлежащие.

Моего спортклуба и в природе не существовало. Но какую-то деятельность все-таки нужно было проявлять. Мне поручили пойти осмотреть какой-то дом на Прохоровской улице, каковой дом по туманным соображениям всевобучевского комиссара мог бы — при соответствующей переделке — пригодиться под здание спортивного клуба. Пригодиться он не мог, ибо состоял из мелких частных квартир. Но я все-таки пошел.

Дом был пуст и мертв. Я постучал в двери одной из квартир — мне не ответили. Дверь оказалась незапертой, и я вошел. На полу первой комнаты лежал детский труп, на кровати, задрав кверху седую бороду, лежал какой-то еврей, и около дюжины крыс, жирных, раскормленных человеческим мясом, обгладывали и старика, и ребенка.

Одесская и Николаевская губернии (не знаю точно, что было в остальных местах) вымирали. Я не знаю, кто кого обгонял в этом «социалистическом соревновании»: русские — евреев или евреи — русских. Думаю, что до появления АРА еврейское население вымирало в большем проценте — и от меньшей физической выносливости, и от того, что я, русский, мог наскребать на лимане четыре-пять пудов соли и повезти ее на Волынь (на Волыни были «банды» и, следовательно, не было голода), где любая «банда» мне давала за эту соль и муку, и сало (еврея эта банда зарезала бы), и потому, что русский рабочий Одессы оказался более приспособленным к непосредственному добыванию пищи от природы: мастерили железные скребки и наскребывали в море ракушек («мидий»).

С появлением АРА пропорция несколько изменилась. Помощь АРА, как бы ценна она ни была, оказалась достаточной только для того, чтобы затормозить процесс вымирания, но остановить этот процесс она не могла. Еврейское население Одессы получило огромную поддержку — и непосредственно от АРА, и через АРА — от еврейских организаций Европы и Америки и, наконец, от многочисленных евреев-эмигрантов (довоенных эмигрантов), славших посылки своим педсоветеким родственникам. В этот период еврейское население вымирало меньше, чем русское… Если это «достижение» вам угодно называть «победой еврейства» — называйте.

Всякие поправки в советской системе государственности и хозяйничанья могут быть сделаны только вооруженной рукой. Сотни восстаний, во главе которых были кронштадтское и антоновское, заставили большевиков перейти на НЭП. О нэпе буду писать отдельно. В течение одного года голод исчез с полей Украины. Началась торговля — сначала робкая и нерешительная, потом более смелая и крупная, но вся она носила характер спекуляции. И в данных условиях другого характера она носить не могла.

Если говорить о власти еврейства в России, то именно период нэпа был кульминационным пунктом в этом направлении.

Правительственная «головка» состояла почти сплошь из евреев.

Правительственный аппарат на местах состоял в значительной степени из евреев.

Нэповская торговля почти сплошь попала в руки евреев — не только на юге России, но и в Москве.

Последний факт мне кажется чрезвычайно существенным. Объясняется он, по-моему, так.

Русский торговец далеко не сразу пошел на нэп. Может быть, по некоторой русской медлительности, может быть, в силу некоего национального чутья, подсказывавшего, что никаким большевицким обещаниям верить нельзя, что нэп — это не очень всерьез и не очень надолго, и, наконец, в силу того обстоятельства, что всякая торговля в это время носила характер спекуляции, прикрытой какой-нибудь правительственной или полуправительственной вывеской. Правительственный же аппарат был преимущественно в еврейских руках.

Тут были совсем замечательные фокусы. Небезызвестная в Одессе семья Фабрикант сорганизовалась так один сын служил в ЧК, другой — в Опродкомгубе, третий вместе с отцом славного семейства под прикрытием первых двух спекулировал полным ходом. В конечном счете спекуляция эта выгодной не оказалась, опродкомгубовский сын все-таки был расстрелян, папашу потом «просвечивали» — о просвечивании я еще буду говорить. Но, во всяком случае, это был период, когда русское еврейство, так сказать, «вздохнуло полной грудью». Погромы прекратились, поездов не останавливали, еврейских паспортов не отрезали, правительственный аппарат был как будто прочно захвачен евреями, — наступила эпоха относительного спокойствия, относительной сытости и относительной безопасности. Вся Одесса перекочевала в Москву. Перекочевал и я. Вне всякой связи с Одессой и в связи с планами побега. Я попал на работу по спорту в профессиональных союзах — самое аполитичное, что я мог выбрать.

Так вот, этих профессиональных союзов было двадцать три. В 1926 году, когда я приехал в Москву, из двадцати трех председателей этих союзов неевреев было только трое. И это несмотря на то, что во главе всех союзов стоял русский — товарищ Томский, застрелившийся в связи с «процессом шестнадцати».

Приблизительно такое же положение существовало и в других ведомствах. Пожалуй, только ОГПУ не было столь монополизировано евреями. Я не знаю, почему именно, но чекистская работа оказалась своего рода национальной специальностью латышей и поляков (Дзержинский, Менжинский, Лацис, Петере; Ягода, насколько я знаю по Москве и по рассказам латышей чекистов, — тоже латыш).

Я не утверждаю, что в ОГПУ было и есть мало евреев, но все-таки до восьмидесяти процентов руководящих постов, как это было в профсоюзах, евреи там все-таки не занимали. Комиссариаты иностранных дел, внешней торговли, профинтерн и коминтерн были заполнены евреями приблизительно процентов на девяносто девять

Лично я не склонен видеть здесь никакого «заговора». Все это достаточно просто объясняется и без «заговора» — объясняется преимущественно тем, что до самого последнего времени русская интеллигенция ни на какие ответственные посты идти не хотела и в большинстве не шла, не идет и теперь.

Я позволю себе пояснить это личным примером.

Люди, которые читали мою книгу и читают «Голос России», вероятно, согласятся с тем, что в качестве, скажем, «литературного работника» я работник весьма не последнего сорта. И ежели бы я хотел делать советскую карьеру, я делал бы ее не в качестве инструктора спорта, а в качестве журналиста

Я говорю это не в порядке саморекламы, а в порядке иллюстрации того факта, что подавляющее большинство русской интеллигенции к большевикам всерьез почти двадцать лет не идет. И еще что очень много очень талантливых русских людей остаются вовсе неизвестными ни России, ни эмиграции, ибо с большевиками всерьез они работать не хотят. Как не хотел и я. И, за исключением нескольких технических руководств по спорту, все остальное, что писал я в советской России, было халтурой — сплошной и совершенно бездарной.

Так вот: мы не пошли. Евреи — пошли. Околачиваясь по нескольким десяткам всякого рода советских газет и журналов, я никогда не замечал, чтобы сидящие там евреи пытались бы затирать меня как русского. Но просто — я идти не хотел. Они пошли.

Эпоха нэпа была поистине эпохой еврейского властвования в России. По крайней мере — видимого властвования. И опять-таки — как это было и с Февралем — дальнейшее углубление «великой и бескровной» еврейству было совершенно ни к чему. Но если Октябрь сделало в основном еврейство, то эпоха пятилеток, коллективизации и прочего обошлась уже и без еврейства. Удар по нэпу был не только ударом по России вообще, но он был ударом и по еврейству. Это понимают евреи в России, но этого не понимают евреи за границей. И ежели кто-нибудь станет утверждать, что ликвидация частной торговли и закон, карающий перепродажу старых штанов минимум пятью годами каторги, были выгодны еврейству, то к такому утверждению я склонен буду отнестись весьма скептически.

Первый период разгрома троцкизма и прочих оппозиций, первые шаги по пути коллективизации были ознаменованы и ударом по еврейству. В тех же профессиональных союзах, о которых я уже говорил и которые я знаю весьма досконально, одного за другим стали убирать председателей-евреев и ставить председателей-неевреев, по преимуществу русских. Московские евреи открыто стали говорить об антисемитизме Сталина, как они, вероятно, говорят и сейчас, после «расстрела шестнадцати». Но, как мне кажется, дело вовсе не в сталинском антисемитизме, ежели бы такой и существовал. Дело в том, что для разорения страны, для насильственного загона ее в социалистический рай Сталину потребовалась просто-напросто сволочь.

Это слово я употребляю не в качестве ругательства, а в качестве термина. Нужно было подобрать твердой души прохвостов и без мозгов людей, которые были бы только марионетками в руках всемогущего партийного аппарата. Ничто мало-мальски интеллигентное для этой цели не годилось. Евреи, занимавшие руководящие посты хотя бы в тех же профсоюзах, были людьми все-таки более или менее интеллигентными — вот их и разогнали.

Таким образом, получился чрезвычайно сложный процесс. Начался процесс подбора сволочи и из эллинов, и из иудеев. Иудеи поставили ее достаточно много. Верхушка партийного аппарата постепенно стала принимать характер международной банды, верховное руководство которой находится преимущественно в кавказских руках (тройка — Джугашвили — Орджоникидзе — Микоян), низовое руководство почти исключительно русское (всякого рода активисты и выдвиженцы) и средняя руководящая прослойка — с огромным процентом еврейской сволочи.

Я очень хотел бы подчеркнуть именно международный характер этого сброда. Лично я склонен думать, что интересы еврейского народа так же близки Кагановичу, как интересы грузинского — Сталину. Так называемое меньшевистское восстание на своей же родине Сталин подавил так же, как подавлял и русские. Кагановичи в такой же степени грабили русский народ, как грабили и еврейских нэпманов, относительно которых были предположения о наличии у них денег: сажали в чрезвычайку и морили то голодом, то жаждой, то холодом, то жарой — пока человек не указывал, что и где у него спрятано из валюты, золота и прочего. Дело только в том, что среди еврейского народа Кагановичей оказалось несоразмерно много.

По поводу моих статей о еврейском вопросе в России я получил большое количество писем. Наиболее характерные и яркие отрывки будут напечатаны в «Трибуне читателя».

Приступая к этим статьям, я знал, как знаю и сейчас, что для большинства наших читателей выводы мои будут не только неожиданны, но и неприемлемы. Что делать? Но я не могу, я не имею права вводить в заблуждение русского штабс-капитана, которому придется прийти в Россию и там или составить «правящий слой», или тем или иным способом в этот слой войти.

Меня очень много раз упрекали в лести этому штабс-капитану. Теперь я рискую тем, что этот самый штабс-капитан сочтет меня агентом тех таинственных «иудо-масонов», которые, согласно весьма упрощенному мировоззрению некоторых кругов, по заранее обдуманному плану сделали русскую революцию…

Штабс-капитан Спиридонов упрекает меня в полном незнании литературы по еврейскому вопросу. Это не совсем верно. Довоенную я знаю почти всю. Моим профессором в этом отношении был дядя моей жены А. С. Шмаков, вероятно, небезызвестный и г-ну Спиридонову. Послевоенной я не знаю вовсе. И, говоря честно, не очень хочу ее знать. Я достаточно хорошо знаю русскую жизнь и на основании этого знания имею вполне достаточные основания относиться с великим презрением к теориям и к цитатам. Цитаты из Талмуда с такой же степенью точности выражают политическую линию еврейства, как цитаты из Евангелия выражали политическую линию двадцати христианских государств, затеявших мировую бойню. Теория «иудо-масонского заговора» в такой же степени объясняет русскую революцию, как и теория «борьбы классов».

Для наших практических целей отстройки нашей Империи нам эти теории не нужны. Никогда ни одна Империя на теориях не строилась: они строились на государственном инстинкте народа.

Люди, которые считают марксизм чисто еврейской теорией, забывают некоторые весьма общеизвестные факты: до Маркса был Платон с его государством философов, был католический монах Кампанелла[25] с его государством солнца (Между прочим, ТО, что сейчас происходит в России, гораздо болыю похоже на исступленные предвидения Кампанеллы, чем на научные прогнозы Маркса), были Фурье[26] и Сен-Симон[27], и Прудон[28], и Оуэн[29], не говоря уже о наших сеятелях, которых я перечислял в прошлой статье. Люди ругают марксизм, не зная ни Маркса, ни Кампанеллы. Если здесь, в эмиграции, практическое изучение последствий социализма невозможно с такой полнотой, с какой оно возможно в России, то теории наших врагов мы обязаны знать.

В харбинском «Нашем пути»[30], одной из самых боевых и самых крупных газет нашего зарубежья, в одном из последних номеров высказаны две точки зрения, по Л. Гроссе — «за революцию отвечаем мы», по г. Родзаевскому[31] — даже и Ленин со Сталиным были марионетками в руках всемогущего кагала. Я стою на первой точке зрения. Виноваты мы. И ни в коем случае не хочу, не могу, не имею права снимать и с себя личной ответственности. Почему вот я, монархист Иван Лукьянович Солоневич, допустил, чтобы нашего Императора держали, как вора, под замком, почему я допустил увоз его в Екатеринбург, почему ни я, ни мы ничего или почти ничего не предприняли для его спасения? Проще, практичнее и православнее — взять эту вину на себя. Не с тем, чтобы каяться и биться головой о стенку, а с тем, чтобы из ошибок, небрежности, из нерадивости нашего прошлого извлечь практические уроки для практической политики завтрашнего дня. Эту политику придется делать нам — то есть правой части и России, и рассеяния. Левая ее часть уже не имеет никаких шансов на участие в какой бы то ни было политике. Не потому, что мадам Кускову[32] к этой политике не пустит зарубежный штабс-капитан, а потому, что ее в первую очередь не пустит ни русский рабочий, ни русский мужик: «Такое уж мы слыхали, такое уж мы попробовали». Никакой почвы для социалистически-либеральству-ющих теорий в России нет — вся выжжена. Нет той питательной среды, которая весь последний век взращивала яркую гниль антигосударственных теорий, антигосударственных идей, антирелигиозной пропаганды. В литературе не может появиться андреевского рассказа о семи повешенных, в политике не может появиться гоцлибердановского пролетария, который должен объединяться против своей родины, не может появиться милюковских разговорчиков об «измене или глупости». С этим — кончено. Мы за все это заплатили страшную цену, но кое-что за эту цену мы все-таки получили.

Русский мужик и русский рабочий были не всегда грамотными и не всегда культурными, хотя, посмотрев на других мужиков и рабочих, я стал снисходительнее относиться и к русским. Но допустим, что так. Однако ни русский мужик, ни русский рабочий дураками никогда не были. Они слышали все обещания (обещания «образованных людей») и кадетов, и трудовиков, и эсеров, и меньшевиков, и большевиков, и Бог знает кого еще, вплоть до какой-то фантастической «Партии семи угнетенных». Они перепробовали на своей собственной шкуре почти все: и республику Милюкова-Керенского, и практику «Черного Передела», и «экспроприацию экспроприаторов», и разные степени социализма: при пятидесятипроцентной степени кое-как можно было жить, полу-голодая; при стопроцентной — страна стала вымирать…

Почти все существующие в политике вопросы для послереволюционной России ставятся иначе, чем во всем остальном мире, ибо она пережила (кончает переживать) величайшую в мире революцию…

По-иному ставится и еврейский вопрос.

Итак — началась «эпоха коллективизации и пятилеток» Очень быстро и с одинаково беспощадной свирепостью был? разгромлены и индивидуальное крестьянское хозяйство, в котором еврейство принимало только косвенное, торговое участие, и индивидуальная торговля в городах, в том числе еврейская. Были придавлены все так называемые «свободные профессии»: врачам запрещалась частная практика, адвокатуру загнали в «коллегии защитников», в одну из которых собирался вступить и я, когда увидал, что с физкультурой в вымирающей от голода стране делать совершенно нечего. Но советский адвокат, выступающий на суде, являл собою такое нищее и позорное зрелище, что я остался при физкультуре. Преступника или не преступника он мог защищать только в той степени, в какой это ему разрешала партийная ячейка и прокуратура.

Одновременно с разгромом крестьянских хозяйств были разгромлены и еврейские сельскохозяйственные колонии Происхождение их — как и Биробиджанской республики — было в общих чертах таково.

Полное разорение всех этих местечковых ремесел и торговли, переход деревни на «натуральное хозяйство» голода и нищеты выкинули за борт жизни миллионы мелкого еврейского люда. Кое-кто попристраивался в кооперациях и исполкомах, кое-кто пошел на фабрики и заводы — огромной массе деваться было некуда. Их стали пересаживать на землю Еврейский капитал Европы и Америки через свой «Агро-Джойнт» слал русскому еврейству тракторы и деньги, сортовые семена и уборочные машины. Одно время благосостояние этих колоний являло разительный контраст с нищетой русских сел, это создало очень резкие очаги антисемитизма в тех местах, где были расположены эти колонии. Но это было доколлективизации. Коллективизация раскулачила и эти колонии. Большинство их населения разбежалось кто куда. Такие колонии я видал в Крыму, в Дагестане и в Киргизии. Совершенно забавная история получалась с американско-еврейской колонией «Интергельпо» под городом Пишпеком: несколько десятков еврейских семейств, приехавших из Америки с капиталом в общей сложности около полумиллиона долларов, с машинами, станками и прочим, большевики устроили, дали обжиться, а потом ограбили до нитки.

Такова жизнь еврейских низов в России. Обратимся к еврейским верхам. Тут я хочу сделать одну, вероятно, тоже неожиданную оговорку.

Мы, русские, всегда считали, что как организаторы мы никуда не годимся и что евреи как организаторы — незаменимый элемент. Это ошибка. Мы блестящие организаторы. На бездорожных таежных просторах одной шестой части земли мы все-таки организовали Империю, которая, по существу, не распалась даже и под ударами революции. Евреи ничего организовать не могут. Евреи сильны в печати и в банках, но они — не промышленники, не «капитаны индустрии» и вообще — никакие не организаторы. Постепенное вытеснение евреев с руководящих постов СССР объясняется, в частности, и тем, что никакого государства, даже социалистического, евреи организовать не могут.

По этому поводу мне вспоминается полупризнание небезызвестного большевицкого писателя-еврея Ильи Эренбурга[33]. В своем романе, блестящем и отвратительном («Хулио Хуренито»), он приводит краткий диалог «учителя» — мексиканского «великого провокатора» — с его двенадцатью учениками, набранными чуть ли не из всех национальностей мира. «Учитель» ставит вопрос: если бы в мире существовало только «да» и только «нет», — что бы вы выбрали? Все, кроме еврея, выбирают «да». Еврей выбирает «нет». Вот в этом-то «нет» и заключается некоторая метафизическая сущность вопроса, ежели попробовать добраться и до нее. В этом «нет» и заключается своеобразная «национальная специализация» в нынешней России.

Там, где не нужно ничего ни строить, ни организовывать, где нужна просто изворотливость и просто спекуляция, евреи находятся в подавляющем количестве. Так, за границей советская Россия представлена почти исключительно еврейством. Впрочем, это может иметь и другое, более прозаическое объяснение. Кто в России имел связи с заграницей? Или дворянин, или еврей. Кого можно было технически использовать для внешнего представительства? Или дворянина, или еврея. Дворянин и сам не пошел бы, да и власть его не пустила бы (хотя первым наркоминделом и был Чичерин). Дальше пропагандистский аппарат находится в руках евреев почти сплошь. Но уже среди «капитанов советской промышленности» евреев очень мало. Я объехал лично много крупнейших заводов СССР и знаю лично много их директоров: в большинстве из них — это русские. И при «партийном отборе» в очень незначительном меньшинстве — талантливые организаторы. Так, например, московский завод АМО под директорством Лихачева выпускает грузовики, о которых мне среднеазиатские шоферы говорили, что они лучше фордовских. Но это, конечно, исключение: нужна совершенно исключительная талантливость и исключительно благоприятные внешние условия, чтобы в коммунистическом кабаке выпускать такие машины. Однако — выпускают. Товарища Лихачева во главе этого завода так и нужно будет оставить, марксист он не очень серьезный…

Основную роль еврейства в сегодняшней России я бы сформулировал так: это по преимуществу служилый слой советского государства. В этой службе оно сильно обгоняет русскую интеллигенцию в силу того обстоятельства, что русская интеллигенция — даже и новых призывов — для большевиков всерьез работать не хочет. Евреи работают более или менее всерьез, дальше я скажу, почему именно.

И кроме того, еще и потому, что при известной еврейской солидарности каждый Каганович тянет за собою другого Кагановича. Этой солидарности в последнее время стала противопоставляться — даже в партии — и русская солидарность.

Не совсем чтоб антисемитизм, а вот так: «Вы тянете ваших, а мы будем тянуть наших».

Тот служилый слой, который сколотился примерно до 1931-1932 годов, постепенно подмывается снизу, как я писал в своих очерках, «волнами молодой сволочи» — всякими активистами, выдвиженцами, совхозными батраками, заводскими лоботрясами. Так называемым «чисто пролетарским элементом», то есть элементом по преимуществу русским. Если хотите называть это «национальным перерождением власти» — называйте. Гитлер для этого перерождения в своей нюрен-бергской речи подобрал совершенно замечательное словцо: «Untermenschheit». Ставка ставится на «подчело веков». Когда прошла «чистка профсоюзов» и когда всех руководящих евреев оттуда повыкинули, то на их место поставили таких беспросветных лоботрясов, такую откровенную сволочь, что я, грешный человек, стал и об евреях жалеть: с теми хоть как-то сговориться можно было. А у этих ни в мозгах, ни в совести, кроме «партийной директивы», ровнешенько ничего, хоть шаром покати.

Попробуем, так сказать, с карандашом в руках подсчитать те благодеяния, которыми советская власть облагодетельствовала русское еврейство.

Равноправие? Равноправие дал Февраль.

Власть? Власть дал бы и Февраль, но власть без угрозы просвечивания, концлагеря, ссылок и расстрелов. Словом — судьбу Блюма[34], а не судьбу Зиновьева.

Государственную службу? Тогда необходимо доказать, что еврею и выгоднее, и приятнее быть заведующим кооперативом, давать взятки и над каждой из них дрожать, воровать и оглядываться, подвергаться чисткам и всячески скрывать то, что в прошлом он принадлежал к одиозному классу «торгового происхождения», что все это ему выгоднее и приятнее, чем иметь свой собственный магазин.

В такой же степени еврею-врачу выгоднее служить в какой-нибудь амбулатории ВЦСПС, чем иметь свою собственную практику и свой собственный кабинет. Еврею-адвокату — быть каким-нибудь Грузенбергом, а не беззащитным сочленом коллегии защитников. Еврею-часовщику — иметь свою собственную мастерскую, а не ютиться по всяким нищим и липовым артелям промысловой кооперации, каковая кооперация из заработанного ремесленником рубля отнимает около восьмидесяти копеек, а на оставшиеся двадцать государство продает кило хлеба по рублю.

Что, все это есть выигрыш?

Дело заключается в том, что при советской власти не выиграл решительно никто. Я даже сомневаюсь и в конечном выигрыше товарища Сталина: цыплят по осени считают.

Относительно больше выиграли или, говоря точнее, относительно меньше проиграли две категории участников революции и контрреволюции — еврейская бюрократия СССР и белый штабс-капитан в эмиграции.

С одной стороны, это довольно тонкая прослойка крупной еврейской бюрократии — вот те самые, которые разъезжают по полпредствам и мирным конференциям, которые торгуют во внешторгах, сидят во главе трестов и управления лагерями ОГПУ. Это не великий и вороватый выигрыш. Воровато возят они контрабанду из заграницы, воровато из-под полы снабжают друг друга ворованным маслом и ворованной мануфактурой, воровато разъезжают на казенных автомобилях. Это и есть тот слой, который создает впечатление. «Евреи правят Россией». Время от времени из самой комфортабельной заграничной командировки они попадают непосредственно на Соловки и из самого комфортабельного трестовского кабинета — прямо в лагерь. Со мною таких сидело несколько человек.

Я не хочу устанавливать, какая именно прослойка отвратительнее: вот эта еврейская бюрократия или вот этот советский актив. Но настоящей-то силой является не бюрократия а именно актив. И именно на него-то и опирается Сталин винтовки-то у него в руках. И именно ему-то в случае провале революции деваться будет совершенно некуда. Товарищ Литвинов[35], он себе и паспорт заблаговременно устроит, и товарищ Блюм предложит ему соответствующее место в каком-нибудь концерне. Товарищ Литвинов не пропадет… если успеет. Вероятно, успеет. А активу деваться некуда совсем.

Таким образом, основные силы слагаются приблизительно так: во главе всего — партийный аппарат в составе прежде всего международных фанатиков, на низах — мощная прослойка вооруженного актива, посередке — так сказать, «техническое руководство» еврейской буржуазии в некоторых местах, преимущественно в области всех внешних сношений России. Относительное материальное благополучие этой бюрократии покупается ценой страшного обеднения еврейской массы

В эмигрантской, а в особенности в иностранной, печати ходят фантастические разговоры о привилегированном классе нынешнего большевизма. Об этом привилегированном классе я еще буду писать. Пока скажу вот что.

Самый высокий советский сановник, с которым я имел кое-какие дела, это товарищ Шверник[36], член политбюро партии и председатель совета профессиональных союзов, видал, как он живет, и я видал, как живут средние штабс-капитаны в Финляндии, Болгарии и Югославии. Штабс-капитан живет лучше и материально, и морально. Штабс-капитаны, принимавшие меня и в Гельсингфорсе, и в Софии, и в Белграде, и в Новом Саду, и во многих других местах, выставляли на стол такие яства, какие на практике в Москве и Швернику не доступны или, точнее, не были доступны два-три года тому назад (не знаю, насколько положение изменилось, но, видимо, не очень). Из двух проигравших сторон штабс-капитан проиграл меньше. В особенности морально. Ибо, вопервых, он, этот штабс-капитан, не боится того, что его завтра поставят к стенке, как поставили Зиновьева и прочих, как поставят еще кое-кого, как в конечном счете поставят и его, Шверника (кто уж там поставит — это другой разговор). Из всех участвовавших в революции и в контрреволюции основных сил не выиграла ни одна, но меньше всех проиграла русская эмиграция. За нею, кроме всего прочего, еще и будущее.

Но все-таки, зная очень многих евреев и в Москве, и в провинции, и в лагере, я почти не встречал среди них людей, настроенных активно антисоветски. И очень многих, даже и в лагере, — настроенных активно по-советски… Так в чем же дело? Проиграли, но сочувствуют? Да, сочувствуют, но не из-за выигрыша, а из-за той «пытки страхом», которая нависла над еврейством за все двадцать лет революции. Зарвались. Евреи достаточно толковый народ, чтобы понять: зарвались. И каждое восстание, всякие беспорядки в городах сейчас же поднимают эту пытку страхом до степени паники. Пока держится советская власть, — плохо, но живем. Но что будет при ее падении? В «масштабах советской революции», «беспримерных в истории», какие будут масштабы погромов?

Русское еврейство смертельно боится войны, ибо оно знает, что в этом случае русский мужик и русский рабочий получат по винтовке. Оно смертельно боится внутреннего переворота, ибо кто знает, как будет рассчитываться русский народ за все то, что над ним двадцать лет проделывалось? А ведь рассчитываться-то будет. И если русского комиссара он повесит с удовольствием, то еврейского — с двойным. И всегда ли он будет отличать комиссара от некомиссара?

В этом есть много обоснованных страхов, но много есть и паники. Центры антисемитизма переместились. Тот же крымский мужик, пока он видал заваленные джойнтовскими машинами еврейские агроколонии, совершенно ясно оттачивал нож на еврея. Когда он увидал, что эти колонии были разграблены точно так же, как и его собственное село, он этот нож стал направлять несколько в иную сторону, в сторону актива. И если в довоенное время очагами антисемитизма были наши окраины, то теперь ими являются Москва и Петербург. Если раньше основной базой антисемитизма были народные низы, то теперь антисемитской является интеллигенция, отчасти и некоторые партийные круги, на низах же эти настроения или слабы, или отсутствуют вовсе. И так как сюда, за границу, попадают по преимуществу интеллигентские свидетельства о России, то и рост антисемитизма здесь значительно преувеличивается.

Для чего я все это говорю? Мне бы намного было бы проще стать на ту точку зрения крайнего антисемитизма, которая, несомненно, разделяется большинством моих читателей. Но я не спекулирую на печатном слове, как это утверждает П. Н. Милюков, и не занимаюсь увещеванием эмиграции, как это утверждают некоторые другие деятели. Эмигрантскому штабс-капитану, который есть слуга и знаменосец Империи Российской, я обязан рассказать все, что я видел, и все, что я знаю. Нам, продолжателям имперской традиции, нельзя ставить вопрос с таким упрощением: жиды сделали революцию. Как вопрос о большевиках нельзя было ставить с таким же упрощением, большевики — немецкие шпионы.

Да, и евреи делали революцию, да, большевики были и немецкими агентами. Но революцию делали не только евреи, а большевики не были только немецкими агентами. Если бы мы это вовремя знали, если бы мы знали, что, кроме немецких денег — гогенцоллерновских денег, — большевики уже имели и свои планы завоевания страны, и свою опору в петербургском пролетариате, и блестяще сколоченную агитационную организацию, то мы, может быть, и не позволили бы А. Ф. Керенскому выпустить Ленина на честное слово, на каковое честное слово Ленин потом наплевал. Мы бы, может быть, и еще кое-какие меры приняли но мы тогда не знали Нам прежде всего нужно знать. А ненависти и любви у нас хватает, у нас — и по ту, и по эту стороны рубежа.

Я полностью и без единой поправки привожу в «Трибуне читателя» письма господина Волкова, который, по-видимому, является специалистом по еврейскому вопросу, свидетельство Михаила Священника — автора книги о преследовании церкви в СССР, письмо врача-еврея, в подлинности которого я не совсем уверен (пришло без адреса и подписи), и выдержку из письма генерала Кутепова. Во избежание дальнейших кривотолков скажу прямо, что в еврейском вопросе я стою на, так сказать, белогвардейской точке зрения — на той, которая выражена в письме генерала Кутепова, на той, на которой стоят две крупнейшие наши национальные организации зарубежья — Русский Обще-Воинский Союз и Национально-Трудовой Союз Нового Поколения. И никак не могу стать на точку зрения специалистов по еврейскому вопросу. И именно потому, что они специалисты.

В вопросах о социальной жизни наша научная мысль, к сожалению, почти совершенно беспомощна. Общественных наук у нас, в сущности, нет. Наука начинается там, где на основании опытов прошлого можно предвидеть будущее. В общественной жизни мы ничего или почти ничего предвидеть не можем. Это очень печально, но это все-таки факт. Никто не предвидел мирового экономического кризиса. И если у вас найдется время пересмотреть хотя бы крупнейшие из существующих на эту тему теорий: финансовую Готрея[37], перепроизводства капитала Гайекаp[38], цикличности мирового хозяйства Спитгофа (это последователь нашего Туган-Барановского, который первый выдвинул эту теорию), «болезни распределения» Пигу[39] и Митчела[40], теорию солнечных пятен Лебедева[41] и теорию бесплановости капитализма, исходящую из марксизма, — если у вас найдется время познакомиться со всеми этими теориями, то, познакомившись, вы обнаружите, что это время вы потеряли зря. Нет ни объяснения, нет ни предвидения. В разгар этого кризиса большевицкие экономисты — большие доки по этой части, ибо марксизм является прежде всего экономической теорией, — вели ожесточенные диспуты на тему: является ли этот кризис только еще «конъюнктурным» или уже «структурным», то есть выражает ли он временную заминку в капиталистическом хозяйстве или окончательное загнивание его. При помощи ЦК партии и Главлита вопрос был решен в пользу окончательного загнивания. Загнивания, однако, не произошло. Муссолини в Италии, Гитлер в Германии, Рузвельт в Америке преодолевают кризис практикой планируемого капитализма. Ни Муссолини, ни Гитлер, ни Рузвельт не являются специалистами по вопросам экономики. Специалистом — и очень крупным — по вопросам экономики являлся, например, Ленин. Мы довольно точно знаем, что именноизэтого получилось.

Именно поэтому я с великим подозрением отношусь и к специалистам по антисемитизму. Тем более что и специальность эта выбирается не случайно, не для отыскания «объективной истины», а для подтверждения уже сложившихся взглядов. Цитат такого характера, как подобрал господин Волков, можно на любую тему набрать любое количество. Испанская инквизиция оправдывала свою деятельность цитатами из Евангелия. В германской философской и исторической литературе, не только гитлеровской, но и довоенной, можно найти сколько угодно цитат, доказывающих право германцев на мировое владычество. И сколько угодно эпитетов по адресу славянства, ничуть не уступающих эпитетам Талмуда по адресу гоев. С тою только разницей, что Талмуд был написан приблизительно две тысячи лет тому назад. Однако ни эти цитаты, ни эти эпитеты не помешали России и Германии более ста лет жить в несокрушимом мире и не помешали великому практику государственной жизни князю Бисмарку завещать своим преемникам: только не воюйте с Россией. Завещание выполнено не было. Ни Россия, ни Германия ничего от этого не выиграли.

Нет, давайте уж без цитат. По мере возможности — и без специалистов. Ибо, по Пруткову, специалист флюсу подобен, а чеховский брандмайор в простоте своей душевной с предельной ясностью выразил точку зрения всякого специалиста: «Что самое важное в жизни человеческой? Конечно — каланча, всякий ученый вам это скажет…»

Конечно, нужна и каланча. Конечно, большую роль играет и еврейство.

Но если уж говорить о таких призрачных понятиях, как власть над миром, то эта власть принадлежит не еврейской, а скорее англосаксонской расе, которая с евреями уживается вполне по-добрососедски. А если уж оперировать цитатами, то не надо забывать и фактов. Так, например, разгром революции 1905 года антисемитским Императорским правительством был облегчен, в частности, и тем займом, который гр. Витте[42] устроил во Франции через посредство еврея Ротшильда и по поводу которого «Alliance Israelite Universelle» объявила Ротшильда изменником еврейскому народу: он-де дает деньги погромщикам. Ротшильду эти обвинения не повредили. Революция повредила больше, ибо отняла деньги, вложенные в этот заем. Цитируя Полякова-Литовцева (см. письмо г-на Волкова), не нужно забывать о том, что одним из творцов Британской империи был еврей Дизраэли Биконсфильд[43].

И вообще — ежели делать политику трезвую и ясную, то не надо населять мир призраками леших и водяных, масонов и иудеев, «пушечных королей» и «акул капитализма», всемогущей Intelligence Service и всемогущего ОГПУ. Всемогущих сил в мире вообще нет. Всякое монистическое понимание истории имеет свой соблазн: бесконечную сложность сцепляющихся явлений, закономерных и случайных, доступных предвидению и вовсе никем не предвиденных, завязывающихся в один узел, из которого возникает историческое событие, всякий монизм объясняет соблазнительно просто: жиды, капитализм, экономика, раса, религия — каждый по-своему. Практическая же политика заключается в том, чтобы, выслушав всех специалистов, не послушать ни одного.

Так, например, российская революция не может быть объяснена ни одной теорией, ибо она возникла из чрезвычайно сложного узла событий.

1) Затянувшаяся война при нехватке снарядов. Нехватка же эта была вызвана не чьей-либо злой волей и не «бездарностью русских генералов» (никакие другие более даровитыми не оказались), а просто-напросто отсталостью русской тяжелой промышленности и нашей изолированностью от союзников.

2) Незаконченное решение рабочего и земельного вопросов.

3) Борьба интеллигенции с монархией.

4) Борьба еврейства с монархией.

5) Трагический склад всей судьбы Императора Николая II.

Трезвых и ясных политических наших задач мы не имеем права подменять никакой мистикой, в том числе и мистикой антисемитизма. Ибо за этой мистикой решительно ничего дальше не следует. Она не созидает, она разлагает.

Позвольте привести такой пример. Специалисты по еврейскому вопросу утверждают также, что мировую войну вызвал мировой еврейский капитал. Допустим, что это так. И допустим, что, сделав такое открытие, я с этим открытием пошел бы в русские окопы и стал бы разъяснять русскому солдату, что войну эту создали евреи. Первый попавшийся военно-полевой суд меня за это повесил бы, и правильно бы сделал, точно так же, как он повесил бы всякого, кто пошел бы в окопы с утверждением, что мировую войну создали «акулы капитализма». Раз уж война, то, кто бы ее там ни вызвал, давайте воевать, иначе нас побьют. Мы находимся в состоянии войны с большевизмом, в данный момент в состоянии, так сказать, словесной войны, а завтра — посмотрим. Мы должны воевать прежде всего с большевиками. Вот почему в начале серии этих статей я сразу и сказал: я совершенно не собираюсь ставить еврейский вопрос в мировом масштабе. Нам нужно ставить русский вопрос. И ставить его, исходя не из того предположения, что еврейство сильнее нас, а из того факта, что мы сильнее евреев. Не только потому, что нас полтораста миллионов, а их шестнадцать (во всем мире), а также потому, что за нами стоит тысяча лет нашей Империи и будут стоять еще тысячи: мы только начинаем вылезать на поверхность истории. Не евреи решили судьбы Империи, и даже не они теперь решают судьбы СССР. В составе политбюро партии (Сталин, Молотов, Орджоникидзе, Ворошилов, Каганович, Ягода, Шверник и Постышев) есть один еврей, если не считать Ягоду евреем, и есть два еврея, если Ягоду считать евреем. Почти вся руководящая еврейская верхушка партии или разогнана, или расстреляна. Даже на посту главного палача ОГПУ стал Ежов. Допустило ли бы «мировое еврейство» такую разделку со своей «красой и гордостью», если бы оно в СССР было действительно властью?

Да, еврейство гораздо более едино, чем мы. Но утверждая это, дальше можно идти двумя путями: разоблачать еврейское единство — от чего это единство не убудет — или искатьнашего единения. Я предпочитаю последний путь…

Если любой из наших читателей честно посмотрит вокруг себя, то он увидит, что насчет объединения у нас в эмиграции совсем слабо, что «Сокол» и тот распался на две части (правда, у одной ничего, кроме вывески, не осталось), что в эмиграции имеется одних фашистских партий целых пять (по крайней мере, я знаю о пяти, может быть, их и больше), что каждая русская организация начинает дробиться. И не по каким-либо принципиальным признакам, а просто каждый лезет в вожди…

Разная постановка еврейского вопроса в России и в эмиграции объясняется, в частности, и тем, что подсоветская школа оказалась тяжелее эмигрантской. Что в подсоветской России абсолютно невозможно то, что сейчас делается в некоторых (а также и не некоторых) кругах эмиграции, и то, что было у нас до войны.

Пожалуйста, припомните: весь прошлый век был наполнен «исканиями мыслящей интеллигенции». Уж она-то искала, уж она-то мыслила! Последовательной чередой сменялись Шеллинг и Гегель, Кант и Штирнер, Ницше и Бергсон[44]. «Сверхчеловеки» под знаменем Санина[45] ходили стадами… Толпы перли на лекции расстриги Петрова[46], и Саша Черный[47] издевался:

На Шаляпина билеты

Достают одни счастливцы.

Здесь же можно за полтинник

Вечность щупать за бока.

Вот и щупали вечность за бока. И всякие мировые вопросы решали. А какие уж все мы были космополиты, интернационалисты, республиканцы, народовольцы, эсеры, марксисты (Кстати, о Марксе. Марксистская теория была создана двумя людьми — евреем Марксом и немцем Энгельсом. Она очень долго была европейской публике вовсе неизвестна. Первый перевод «Капитала» на иностранный язык был переводом на русский язык. Плеханов и Струве были первыми проповедниками марксизма на Руси. Ищущие и мыслящие российские интеллигенты за марксизм ухватились сразу. Нашли наконец!), либералы, демократы… Как все наше родное казалось нам варварским. Уж как проповедовали и Бердяев, и Струве, и Петров, и Плеханов, и Кропоткин, и Короленко… Как подхватывалось все то, что вело нас к национальному унижению и национальному распаду. Как в самых высших кругах общества ходили самые грязные слухи о Царской Семье…

Было все это?
Все это было.
Может ли это повториться?
Глубочайшим образом убежден, что не может.

И если я обращаюсь по преимуществу к штабс-капитанам, то есть к Mittelstand’y русского населения, то это, в частности, потому, что именно он, этот штабс-капитан, прошедший и рудники, и заводы, и безработицу, и все прочее, именно ОН ближе всего по настроениям к русской массе, которая тоже кое-что прошла. Я совершенно не могу себе представить, чтобы какая бы то ни было антинациональная, антирелигиозная, антирусская пропаганда могла пустить хоть какие бы то ни было корни: в России среди почти всей русской массы, в эмиграции — среди этого Mittelstand’a. Здесь, в эмиграции, Кускова еще может мечтать о повторении Прокукиша (Комитет «помощи голодающим» в составе Прокоповича[48], Кусковой и Кишкина[49] (Прокукиш), мечтавший о том, что путем гуманитарной помощи голодающей России он-де станет на место большевиков. Большевики его использовали и, использовав, выкинули вон: в те годы большевизм ходил еще в относительно белых перчатках. Теперь весь такой Прокукиш просто поставили бы к стенке.) и дипломатических переговорах с товарищем Каменевым. Но товарищ Каменев уже расстрелян, Прокукиш — неповторим, а Кусковой в России делать будет совершенно нечего.

Но если нет почвы для антинациональной пропаганды, то нет и почвы для еврейской опасности. Евреи сильны не тем, что они сильны, а тем, что мы оказались (конечно, временно) слишком слабыми. Мы теперь стали безмерно сильнее, пока еще потенциально, но уже не так далеко то время, когда эта потенция перейдет в реальность. Я не хочу быть слишком оптимистичным. Но думаю, что некоторые вещи я знаю твердо.

И вот что я знаю совсем твердо.

Русский рабочий и русский крестьянин, в несколько меньшей степени и русский интеллигент поняли: проворонили Империю, проворонили Россию и сидят сейчас в СССР, в котором никакого житья нет. Сейчас эта полутораста миллионная масса никакими внутренними противоречиями не раздирается. Сейчас она — монолит в большей степени, чем она была даже в первые годы мировой войны. Этому полуторастамиллионному монолиту, прошедшему на своей собственной шкуре школу всяческих политграмот (средний русский рабочий разбирается в иностранной политике лучше среднего европейского интеллигента), этому монолиту евреи не страшны. И господин Поляков-Литовцев (см. «Трибуну читателя») совершенно напрасно угрожает и ставит условия. В России мы будем делать то, что нам нужно и что нам удобно. Ежели господин Поляков-Литовцев будет согласен честно работать на то, что нам (а не ему) удобно, что удобно полутораста миллионам, а не трем с половиной, — пожалуйте. Мы не будем притеснять ни Левитана[50], ни Антокольского[51]. Но если господин Поляков-Литовцев вздумает пошебаршить, то мы его отправим в Биробиджан: сиди и возделывай землю, которую мы тебе дали. А еще будешь шебаршить — повесим.

Господин Поляков-Литовцев может быть совершенно уверен: после большевицкой школы никакие еврейские ультиматумы нас не испугают, как они не пугают сейчас Гитлера. Это до революции мы либеральничали и миндальничали. И оглядывались на «общественное мнение Европы». После революции мы не будем миндальничать, а на общественное мнение Европы наплюем так же откровенно, как наплевали Муссрлини и Гитлер. И ежели господа Поляковы-Литовцевы будут «тайно и явно» подтачивать здание Империи нашей, которое будет построено по нашему плану, то мы ни к каким тайным мероприятиям прибегать не будем. Мы будем вешать. Совершенно явно. Это не мешает иметь в виду.

Еврейский вопрос решался в течение двух тысяч лет и не был решен. Есть два решения: или ассимиляция, или изоляция в отдельное национальное государство (сионизм). Мы можем сделать и то, и другое. Во-первых, по огромной нашей способности к ассимилированию (как у нас ассимилировались немцы) и, во-вторых, потому, что мы можем предоставить евреям хотя бы тот же Биробиджан: устраивайтесь и в наши дела не лезьте. Германия — ни Гогенцоллернов, ни Гитлера — так вопроса решить не может. По многим причинам. В частности, потому, что немцы — националисты, а мы — империалисты. Понятия сходные, но не равнозначащие. С расовой ненавистью к евреям у нас не выйдет ровно ничего. Каждый из нас, каким бы антисемитом он ни был, всегда имеет оговорку: «Вообще говоря, жиды сволочи, но вот Соломон Соломонович — прекраснейший человек». Это есть точка зрения империализма. Англичане создали гигантскую свою империю на «долге белого человека». Мы создали гигантскую свою Империю вот на этом самом штабс-капитанском долге. Не на лукаво мудрствующих профессорах, не на «ликующих и праздно болтающих», а на тех, кто подчинял и свою волю, и свои интересы Империи. Но тогда, до революции, все мы еще не знали, что вот эта Империя — не только наш долг, но что это есть условие бытия нашего. Теперь мы это знаем.

Таким образом, моя точка зрения сводится в схеме к следующему.

Мистика антисемитизма для нас вредна. Она нужна Германии, но она не нужна нам. Несколько вдаваясь в утопические проекты, я бы сказал так.

Польская, например, коммунистическая партия состоит сплошь из евреев. Укреплению этой партии способствуем и мы, утверждая, что власть в СССР принадлежит евреям. Каждый паршивый комсомолец из Налевок рассуждает так. если власть принадлежит нашим, значит, нашим там хорошо. Если бы мы могли подойти к нему и сказать: «Сукин ты сын и идиот! Ну вот устроите вы революцию в Польше. В результате ее из тысячи польских евреев сто будет зарезано при погромах, двести вымрет с голоду, шестьсот будет влачить жалкое и рабское существование в промысловых артелях, колхозах и лагерях и сто монополизирует будущий польский наркоминдел и внешторг». Я думаю, что еврейский комсомолец из Налевок, вероятно, подумал бы. Но, конечно, это утопия. Ежели читатели «Голоса России», находящегося, так сказать, на самом крайнем фланге непримиримости к большевикам, непримиримости абсолютной, бескомпромиссной, беспощадной, и то не все верят моим рассказам о роли и участи евреев в СССР, то что уж говорить о еврейском комсомольце?

Весь этот вопрос нужно повернуть совсем в другую сторону. Кем бы мы ни были разбиты — большевиками или евреями, на какие бы деньги ни дорвались большевики к власти — на еврейские или на немецкие (они дорвались на немецкие), но нам прежде всего нужно найти наши собственные ошибки.

У боксера, который понес поражение на ринге, есть два пути. Первый — обозвать противника сволочью и сойти на нет. Второй — учесть все свои ошибки в тренировке, в диете, в технике и тактике и вернуться на ринг более сильным, чем это было в предыдущий раз. Вот я и выбираю этот второй путь. Мы должны вернуться более сильными.

И все то, что мистики антисемитизма проповедуют из Талмуда и Шулхан-Аруха, из Шмакова и Чемберлена[52], из Сионских протоколов и Розенберга, — все это нам ни к чему. Это дезориентирует, и это запугивает. Ясные и четкие задачи Империи нашей подменяются таинственной талмудической нежитью, которая каждого из нас подстерегает за каждым углом. Из-за каждого угла выглядывают ахад-ха-амовские упыри и нетопыри, за каждым углом сидит жид, готовый вонзить нам в спину нож (Впрочем, Жаботинский[53] выражался изысканнее: «Мы должны вонзить иголку в сердце врага». Это, во всяком случае, не есть образ, подсказанный ощущением своей силы).

И тогда вместо того чтобы делать совершенно простые, совершенно ясные вещи: тренировать себя и физически, и морально, и экономически, и технически — русский человек роется в талмудах и ничего оттуда путного не выискивает. Ничего такого, что бы пригодилось нам для отстройки нашей Империи. Человек уподобляется мнительному старичку, которого в каждом куске хлеба подстерегает бацилла и из каждого окна — сквозняк. Так жить нельзя. Если вы будете тренироваться, если вы будете сильны, ни бациллы, ни сквозняки вам и в голову не придут.

В оценке нашего прошлого, нашего настоящего и нашего будущего я никак не могу исходить из того предположения, что евреи сильнее нас. Ни в каком случае. Мы временно находимся в дыре. Русский белый штабс-капитан — наш эмигрантский миттельштанд — находится в дыре, менее глубокой и менее безвылазной, чем еврейский миттельштанд в России. Этому штабс-капитану совершенно необходимо знать живое соотношение живых сил в России. С лозунгом «Бей жидов» в Россию идти нельзя. Такой лозунг, конечно, ни в какой степени не означал бы «гибели России», но он означал бы затяжку нынешнего кабака. Это есть, так сказать, кутеповская точка зрения.

Белому штабс-капитану в Россию идти придется: и его самого потянет, и он там очень нужен. Конечно, Россия может обойтись и без эмигрантских Ивановых и Солоневичей, но это России будет стоить дороже. Конечно, Россия не погибнет и без эмиграции, но ошибки эмиграции могут повлечь за собой десятки лет новых страданий нашего народа. И могут поставить под угрозу бытие нашей Империи. Большого количества друзей она не имеет, и она имеет очень много соседей. И не соседей, то облизывающихся на ее просторы, то опасающихся ее мощи, и прошлой, и будущей.

Давайте переставим прицел. Оставим жалобы на чужие силы и будем тренировать наши собственные. Белый штабс-капитан — это единственная русская сила, которая уже сейчас может организоваться и которая должна прийти под знаменем Белой Империи, и она будет силой, которая на все другие силы сможет более или менее наплевать.

1. Гоцлибердан — имеются в виду лидеры социалистов Гоц Авраам Рафаилович (1882-1940), Либер (Гольдман) Михаил Исаакович (1880-1936) и Дан (Гурвич) Федор Ильич (1871-1947), после Октября оказавшиеся в эмиграции.

2. Осоргин (настоящая фамилия — Ильин) Михаил Андреевич (1878-1942) — эмигрантский русский писатель.

3. Пастер Луи (1822-1895) — французский микробиолог.

4. Кох Роберт (1843-1910) немецкий микробиолог.

5. Трейчке Генрих (1834-1896) — немецкий историк и консервативный публицист. Один из ставных представителей малогерманской школы историков. Основной труд «Немецкая история в XIX веке» (доведена до 1948 г.).

6. Моммзен Теодор (1817-1903) — немецкий историк, специалист по истории Древнего Рима. Нобелевский лауреат (1902). Основное сочинение «Римская история», т. 1-3, 5.

7. Рорбах Пауль (1867-после 1955) — немецкий политический деятель и консервативный публицист. Один из идеологов пангерманизма.

8. Заславский Давид Иосифович (1880-1965) — советский публицист. С 1928 г. работал в газете «Правда».

9. «День» — ежедневная газета левого направления. Выходила в Петербурге в 1912-1918 гг.

10. «Последние новости» — ежедневная газета под редакцией присяжного поверенного М. А. Гольдштейна. Издавалась в Париже в 1920-1940 гг.

11. «Социалистический вестник» — центральный орган российской социал-демократической рабочей партии. Основал газету Л. Марков. Издавалась в Берлине с 1921 по 1965 г. (с 1961 г. выходила в Нью-Йорке).

12. Веймар — Веймарская республика, установленная в результате ноябрьской революции 1918 г. Веймарское учредительное собрание, созванное в Веймаре, в 1919 г. избрало временным президентом Германии социал-демократа ф. Эберта и приняло новую конституцию.

13. Эберт Фридрих (1871-1925) — германский президент с 1919 г., социал-демократ.

14. Гогенцоллерны — династия бранденбургеких курфюрстов 1415-1701, прусских королей 1701-1918 и германских императоров 1871-1918.

15. Пасманик Даниил Самуилович (1869-1930) — писатель, врач. Автор книги «Русская революция и еврейство большевизм и иудаизм». Берлин, 1923.

16. «Биржевые ведомости» — газета, издававшаяся с перерывами в Петербурге с 1861 по 1917 г.

17. «Речь» — ежедневная газета, центральный орган конституционно-демократической партии (кадетов). Выходила в Петербурге с 1906 по 1917 г. под редакцией П. Н. Милюкова и И. В. Гессена.

18. Меньшиков Михаил Осипович (1859-1918) — выдающийся русский публицист. Ведущий сотрудник «Нового времени».

19. Суворин Алексей Сергеевич (1834-1912) — русский публицист, издатель газеты «Новое время».

20. Савинков Борис Викторович (1879-1925) — эсер, террорист, поэт и писатель.

21. Гессен Иосиф Владимирович — журналист, общественный деятель, писатель. Автор воспоминаний «В двух веках. Жизненный отчет». Берлин, 1937.

22. Апфельбаум — настоящая фамилия Зиновьева Григория Евсеевича (1883- 1936) — советского партийного деятеля.

23. Бронштейн — настоящая фамилия Троцкого Льва Давидовича (1879-1940) — советского партийного деятеля. В 1929 г. выслан из СССР.

24. Нахамкес — настоящая фамилия Стеклова Юрия Михайловича (1873-1941) — советского партийного деятеля.

25. Кампанелла Томмазо (1568-1639) — итальянский философ, поэт. Главные труды: «Город Солнца» и «Монархия Мессии».

26. Фурье Франсуа Мари Шарль (1772-1837) — французский социалист.

27. Сен-Симон Луи де Рувруа (1675-1755) — герцог, французский политический деятель, писатель-мемуарист. Автор «Мемуаров» (в 21 т.).

28. Прудон Пьер Жозеф (1809-1865) — французский социалист, теоретик анархизма. Автор книги «Что такое собственность?».

29. Оуэн Роберт (1771-1858) — английский социалист-утопист.

30. «Наш путь» — еженедельная газета, орган Российской фашистской организации (с 1938 г. Союза). Издавалась в Харбине в 1933-1938 гг., редактор — К. В. Родзаевский.

31. Родзаевский Константин Владимирович (1907-1946) — лидер Российского фашистского союза, публицист. Автор книги «Иуда на ущербе». Харбин, 1941.

32. Кускова Екатерина Дмитриевна (1869-1958) — русская общественная деятельница, социал-демократка, теоретик «экономизма». В 1922 г. выслана за границу.

33. Эренбург Илья Григорьевич (1891-1967) — советский писатель.

34. Блюм Леон (1872-1950) — лидер и теоретик французской социалистической партии, глава правительства Народного фронта в 1936-1938 гг.

35. Литвинов Максим Максимович (1876-1951) — советский партийный деятель, дипломат.

36. Шверник Николай Николаевич (1888-1970) — советский партийный деятель.

37. Хоутри Ралф Джордж (1879-1875) — английский экономист, представитель кембриджской школы экономики.

38. Гайек Фридрих фон (1899-после 1955) — английский экономист; по происхождению австриец.

39. Пигу Артур Сесил (1877-1959) — английский экономист, представитель кембриджской школы экономики. Автор «Экономики благосостояния» (1920).

40. Митчель Уэсли Клэр (1874-1948) — американский экономист и статистик, представитель гарвардской школы. Автор книги «Типы экономической теории. От меркантилизма к институционализму».

41. Скорее всего, имеется в виду Лебедев Петр Николаевич (1866-1912) — русский физик, профессор Московского университета, создатель первой в России школы физиков.

42. Витте Сергей Юльевич (1849-1915) — граф, русский государственный деятель. Председатель Комитета Министров с 1903 по 1906 г. Автор «Воспоминаний» (Т. 1-3. 1923-1924).

43. Дизраэли Бенджамин, граф Биконсфилд (1804-1881) — английский государственный деятель, лидер консерваторов, писатель. Премьер-министр Великобритании в 1868 г. и 1874-1880 гг.

44. Бергсон Анри (1859-1941) — французский философ, писатель. Представитель «интуитивизма» и «философии жизни». Нобелевский лауреат по литературе (1927).

45. «Санин» — роман русского писателя Михаила Петровича Арцыбашева (1878-1927), опубликован в 1908 г. Проповедь «свободной любви» — центральная идея романа.

46. Имеется в виду священник-расстрига Григорий Петров, выступавший в начале XX в. с обновленческими идеями и проповедью социализма.

47. Саша Черный (настоящая фамилия Гликберг Александр Михайлович) (1880-1932) — эмигрантский поэт и писатель.

48. Прокопович Сергей Николаевич (1871-1955) — русский экономист, публицист и политический деятель. Социал-демократ, приверженец «экономизма». В 1921 г. входил в общественный комитет помощи голодающим Поволжья. В 1922 г. выслан из СССР.

49. Кишкин Николай Михайлович (1864-1930) — русский политический деятель, один из лидеров кадетов, врач. Входил во Всероссийский комитет помощи голодающим Пооволжья.

50. Левитан Исаак Ильич (1861-1900) — русский живописец-пейзажист.

51. Антокольский Марк Матвеевич (1843-1902) — русский скульптор.

52. Чемберлен Хаустон Стюарт (1855-1926) — философ, консервативный публицист. По происхождению англичанин. Во время Первой мировой войны перешел на сторону Германии. Один из идеологов расизма.

53. Жаботинский Владимир (Зеев) Евгеньевич (1880-1940) — еврейский публицист, общественный и политический деятель.