Трезвая Россия

О приверженности нашего народа к алкоголю принято упоминать, будто о чем-то само собой разумеющемся. Даже названия фильмов соответствующие – «особенности национальной» охоты или рыбалки. Особенности – это заливание по уши спиртным. Кстати, подобная черта русских частенько выпячивается в кино. Положительные герои опрокидывают стаканы лихо, не пьянея. Отрицательные буйствуют или раскисают во хмелю. А в комедиях и выступлениях юмористов на винно-водочной тематике построена добрая половина шуток (вторая половина – «ниже пояса»). Доказательства «русского пьянства» принято выводить из глубины веков, из летописей. Когда к св. Владимиру Крестителю пришли проповедники разных религий, и мусульманин отметил свой запрет на вино, государь указал, что такая вера для нас не подойдет, потому что «веселие Руси – питие еси».

]]>
Сразу отметим: история с выбором веры – всего лишь легенда. Аналогичные «бродячие сюжеты» известны в преданиях разных народов, они призваны задним числом объяснить, почему принята та или иная религия. На самом деле выбора быть не могло. Вера не товар, ее не выбирают – эта получше, но подороже, эта дешевле, но похуже. Она всегда одна, к ней приходят не разумом, не логикой, а душой. Да и с запретами не вяжется. Мухаммед запретил своим последователям перебродивший сок винограда. А в мусульманской Волжской Болгарии, с которой контактировал св. Владимир, употребляли напитки на основе меда и отнюдь не отказывались от них.

На Руси тоже приготовляли мед, пиво, из Греции привозили вино. Их употребляли на праздники – отсюда и фраза про «веселие Руси». Этот обычай пошел с языческих времен, опьянение считалось священным. Существовала и традиция княжеских пиров с дружиной. Но это были не попойки. Это тоже был особый ритуал, закреплявший воинское братство. Не случайно чаша называлась «братиной», ее передавали по кругу, каждый отпивал понемножку.
Впрочем, можно сравнить отношение к пьянству в разных странах. По скандинавским сагам нетрудно увидеть, что оно считалось престижным, герои бахвалятся количеством поглощаемого спиртного. Описание пиров с морями хмельного можно встретить и в германском, английском, французском эпосе. На Руси пьяная тематика не отразилась ни в изобразительном искусстве, ни в песнях, ни в богатырских былинах. Доблестью это не считалось.

Наоборот, система православных ценностей пропагандировала воздержание. Преподобный Феодосий Печерский, регулярно навещавший киевского государя Святослава Ярославича, наставлял его сокращать пиры. Очень воздержанным в еде и питье оставался один из популярнейших властителей Руси, Владимир Мономах. В знаменитом поучении детям он писал: «Бойтесь всякой лжи, пиянства и любострастия, равно гибельного для тела и души». Эту линию продолжил внук Мономаха, св. Андрей Боголюбский. Он вообще прекратил традицию пиров с боярами и дружинниками.

Конечно, не все следовали подобному идеалу. Но можно выделить закономерность. Проявления пьянства, попавшие на страницы летописей, связывались обычно с отрицательными героями или бедствиями. Святополк Окаянный напаивает войско перед битвой под Любечем. Убийцы св. Андрея Боголюбского подогревают храбрость перед злодеянием, забираются в винные погреба. В 1377 г. русская рать расслабляется в походе на татар, «за Пьяной люди пьяны» - и были вырезаны. В 1382 г. перепивается Москва, сдуру открывает ворота хану Тохтамышу и погибает в резне. В 1433 г. Василий II щедро угощает московских ополченцев перед трагической схваткой с Юрием Звенигородским. В 1445 г. он пирует перед тем, как его разгромили татары…
В общем, прослеживается негативное отношение к алкогольным злоупотреблениям. За рубежом наблюдалась противоположная тенденция. Перепой всячески превозносился в средневековых песнях вагантов, в шедеврах Эпохи Возрождения – произведениях Бокаччо, Чосера, Рабле. Описания кутежей сохранялись в придворных хрониках. Этим хвастались, выставляли напоказ! Хотя западные пиршества той эпохи нам с вами показались бы не совсем приятным зрелищем. В полутемных залах удушлово коптили факелы и сальные светильники. Кавалеры и дамы рвали мясо руками, обгрызали и высасывали мослы, жир стекал по пальцам и рукавам. На полу копошились собаки, возились уродцы и карлики, заглушали общее чавканье возней и грубыми клоунадами. Если кто-то упился, засыпал прямо за столом или под столом, в лужах блевотины. Над ним издевались шуты, пачкали физиономию на потеху остальной публики – подобные вещи были обычными даже при королевских дворах.

Вопиющие нетрезвые безобразия регулярно отмечались в Риме, Париже, Лондоне. А в Турции жена Сулеймана Великолепного, небезызвестная Роксолана, задумала протащить на престол своего сына Селима. В союзники взяла европейских дипломатов и шпионов. Своей цели Роксолана достигла, но от западных друзей ее сын приобрел соответствующие привычки и получил прозвище Селим II Пьяница. Ни одному из русских властителей даже во вражеских пасквилях подобные прозвища не приклеивались!

Но это было и невозможно. Для великого князя Василия II Темного полученные им удары стали серьезным уроком. Он начал бороться с пьянством, а его сын Иван III вообще запретил спиртное. Об этом писал венецианский дипломат Иосафат Барбаро, хвалил подобную практику. Варить пиво, употреблять крепкий мед, вино или водку дозволялось лишь по праздникам. Если готовилась свадьба, крестины, поминки, глава семьи обращался в канцелярию наместника или воеводы, платил определенную пошлину, и ему дозволялось наварить пива или меда. В иных случаях употребление спиртного возбранялось. Человека, появившегося в общественном месте пьяным, протрезвляли батогами. А подпольное изготовление и продажа спиртного влекли конфискацию имущества и тюремное заключение.

В начале XVI в., в правление Василия III, в России появились воинские части из иностранцев. В Замоскворечье была построена Немецкая слобода. Но западные солдаты и офицеры никак не могли обойтись без выпивки, не мыслили трезвого существования, и для них сделали исключение, дозволили гнать вино для личного употребления. А в результате среди москвичей Немецкая слобода получила красноречивое название “Налейки”.
Кроме того, пиво и вино дозволялось держать в монастырях. Их уставы составлялись по образцу греческих, а в Греции разбавленное вино было самым распространенным напитком. Но употребление допускалось в небольших количествах, строго по уставу. Хотя случались и нарушения, и св. Иосиф Волоцкий требовал совсем отказаться от хмельного в монашеских обителях – подальше от искушений.

Эту же линию настойчиво проводил Иван Грозный. Михалон Литвин в трактате “О нравах татар, литовцев и московитян” писал, что его собственную родину, Литву, в данное время губило пьянство. «Московитяне и татары уступают литовцам в силе, но превосходят их деятельностью, воздержанностью, храбростью и другими качествами, которыми утверждаются государства”. В пример автор ставил Грозного: “Свободу защищает он не сукном мягким, не золотом блестящим, а железом… воздержанности татар противопоставляет воздержанность своего народа, трезвости – трезвость, искусству – искусство”.
Результаты сказывались в полной мере. Например, Нарву, считавшуюся неприступной, русские смогли легко взять, когда жители перепились и учинили в городе пожар. Даже изменника Курбского, перебежавшего к полякам, неприятно поразили беспрерывные застолья. Особенное отвращение вызывало участие в попойках знатных дам. Он описывал, как местные вельможи и дворяне знают только одно, «сядут за стол, за кубки и болтают со своими пьяными бабами». «Пьяные они очень храбры: берут и Москву, и Константинополь, и если бы даже на небо забился турок, то и оттуда готовы его снять. А когда лягут на постели между толстыми перинами, то едва к полудню проспятся, встанут чуть живы с головной болью».

Русские пиры ничего похожего с этим разгулом не имели. «Домострой», весьма полное и всестороннее пособие по организации домашнего хозяйства, популярное в XVI в., рекомендовал женщинам обходиться вообще без спиртного, довольствоваться квасом или безалкогольной брагой (благо, на Руси имелся богатейший ассортимент подобных напитков). Свадьбы, крестины, поминки, Рождество, Пасха, Масленица и другие праздники отнюдь не выглядели вульгарными обжираловками, каждый праздник справлялся по определенным обычаям. Кстати, на свадьбах спиртное предназначалось только для гостей, жениху и невесте полагалось быть абсолютно трезвыми – чтобы зачать здоровое потомство. И подавно не были пьянками придворные пиры. Это были официальные церемонии, придворный этикет строго расписывал очередность тостов, подачи блюд. Иностранных дипломатов иногда действительно старались напоить в стельку, но делалось это преднамеренно, чтобы развязали языки, выболтали секреты.

Конечно, бывали и нарушения «сухого закона», с ними боролись. Немец Штаден, служивший опричником, рассказывал – если задерживали пьяного, его держали до утра, чтобы протрезвился, а потом вразумляли поркой. В Новгороде и Пскове обнаружилась контрабанда спиртным, его завозили из-за границы. Государь поступил по закону – для виновных тюрьма и конфискация имущества. Впрочем, для большинства соучастников ограничился конфискацией.
Особенно крупный скандал разразился с иноземцами. В период, когда была присоединена Эстония, на службу стали принимать пленных ливонцев. Немецкая слобода в Замоскворечье разрослась. Но ливонцы злоупотребили привилегией гнать вино, исподтишка продавали его русским. При подпольных кабаках расцвели запрещенные в России азартные игры, проституция. Французский капитан Маржерет рассказывал: ливонцы на этом чрезвычайно богатели, чистая прибыль превышала 100%. Вчерашние пленные “вели себя столь высокомерно, их манеры были столь надменны, а одежды столь роскошны, что их всех можно было принять за принцев и принцесс”.

Но в 1579 г. эти преступления вскрылись, и Грозный разгневался. Шла тяжелая война, а пригревшиеся в столице чужеземцы спаивали, развращали народ, и жирели на этом! В сверхвыгодном бизнесе прямо или косвенно участвовала вся Немецкая слобода – все знали, где гонят и продают спиртное. Маржерет и еще ряд современников подтвердили: слободу наказали справедливо, причем весьма умеренно. Иван Грозный не стал сажать виновных в тюрьму, но велел конфисковать все имущество, а жителей Немецкой слободы выселили за пределы Москвы. Им позволили построить новую слободу на Яузе, поотдаль от города – туда зазывать покупателей было несподручно.

Запрет на спиртное продержался в России около полутора столетий и был отменен Борисом Годуновым. Он был «западником», перенимал зарубежные порядки. Закрепостил крестьян, взвинтил налоги. Но придумал для народа и отдушину – открыл «царевы кабаки». Это позволяло спустить пар недовольства, но и выжать дополнительные прибыли, вино получило статус казенной монополии. Кроме того, в кабаках отирались сыщики, если кто-то неосторожно болтал по пьяни, его тащили в темницу.

Все эти факторы формировали предпосылки к Смуте. Между прочим, св. преподобный Иринарх Затворник, предупреждавший о грядущих бедствиях, указывал, что они посланы по грехам людей, и среди грехов выделял умножившееся пьянство. В условиях мятежей и войны царь Василий Шуйский попытался снова ужесточить борьбу с таким пороком. Поляк Маскевич описывал – в Москве была устроена специальная «бражная тюрьма». Сюда попадали люди, имевшие неосторожность разгуливать по городу под сильным градусом. Если их задерживали первый раз, предоставляли проспаться. Во второй раз пороли батогами. Но если попадался в третий раз, били кнутом и отправляли в заключение.

В дальнейшем наказания были смягчены, от заключения и кнута пьяниц избавили. А страна в годы Смуты была разорена, отказаться от солидной статьи дохода оказалось уже трудно. Кабаки сохранились. Но сохранялась и монополия казны на торговлю вином. За подпольное винокурение и продажу виновного били кнутом, конфисковывали имущество и ссылали в Сибирь. Гнать водку в нашей стране умели, но винокуренных заводов предпочитали не строить. Подряд на поставку спиртного казна передавала кому-то из крупных купцов, и они закупали в Литве или на Украине.

Но если спиртное на Руси теперь продавалось, это вовсе не значило, что пьянство поощряется. Нет, употребление вина старались свести к минимуму. С нездоровыми увлечениями боролись и сам царь, и Церковь, и землевладельцы. Боярин Морозов писал в свою вотчину управляющим, требовал следить, чтобы крестьяне “вина на продажу не курили и табаку не держали и не курили и не продавали, зернью и картами не играли, бабками не метали и на кабаках не пропивались”. Патриарх Никон строго искоренял этот грех в церковных структурах. Держать водку в монастырях напрочь запретил. Если поступали сигналы о пьянстве того или иного священника, если слуги патриарха замечали нетрезвого священника на улице, а тем более в храме, его ожидало лишение сана или направление на службу в какую-нибудь таежную глухомань.

Кабаков в России, по свидетельствам иностранцев, было «не слишком много». Канцлер Ордин-Нащокин задумал было эксперимент со свободной торговлей вином в Пскове, обещал значительное увеличение прибылей. Но царь Алексей Михайлович вынес вопрос на рассмотрение самих псковичей. За свободную продажу высказались только крестьяне. Духовенство, купцы, ремесленники, дворяне оценили идею резко отрицательно. Дескать, пьянство приведет к хулиганству, преступлениям и к убыткам в торговле, промыслах, хозяйстве. После таких отзывов государь новшество не утвердил.
А существующие кабаки Алексей Михайлович вынес за пределы городов, «в поле». Просто так, проходя мимо, не в заведение не заглянешь. Ночью городские ворота закрыты, в кабак не пойдешь. Если же человек слишком перебрал, он может валяться где-нибудь на природе под кустиком, не оскорбляя взоры сограждан. Тех пьяных, кто шатался по улицам, по-прежнему ждала «бражная тюрьма», в ней держали до протрезвления.

Однако очагом пьянства оставалась Немецкая слобода или Кукуй. Изображать ее «оазисом цивилизации» в «варварской стране» нет ни малейших причин. Жили в ней богато, ведь население составляли купцы и офицеры. Но Кукуй был довольно небольшим поселком (3 тыс. жителей). Улицы, в отличие от Москвы, не мостились. Очевидцы вспоминали, что «грязь доходила до брюха лошадям». А европейские нравы выглядели совсем не блестящими. В Кукуе, как и во всех российских городах и слободах, существовало выборное самоуправление, и правительству пришлось разрабатывать для него особые инструкции. Слободским властям предписывалось пресекать дуэли, «поединков и никакого смертного убийства и драк не чинити», не дозволять подпольной торговли водкой, не принимать «беглых и гулящих людей», не зазывать проституток и «воровских людей».

Но торговля спиртным здесь не прекращалась. В ней участвовали иноземные офицеры, вовлекали подчиненных русских солдат. Облавы не давали результатов или только на время заставляли приостановить бизнес. В общем, Кукуй считался у москвичей весьма сомнительным местом, не для приличных людей. «Левую» водку здесь можно было купить в любой час дня и ночи. Процветали подпольные притоны, съезжались немецкие, польские, скандинавские бабенки легкого поведения. Русские девки тоже «европеизировались». Современник писал: «Женщины нередко первые впадают в буйство от неумеренных доз спиртного, и можно видеть их, полуголых и бесстыдных, почти на любой улице».

И как раз сюда Лефорт, Тиммерман, Гордон и прочие наставники принялись таскать царевича Петра Алексеевича. Он-то сперва не числился наследником, его не готовили к царствованию. А потом отец, Алексей Михайлович, умер, власть досталась детям от первой жены, Марии Милославской – Федору, Софье. Вторую жену покойного царя, Наталью Нарышкину, и ее детей, оттеснили от трона. Они поселились в загородном дворце, воспитанием Петра никто всерьез не занимался. Иностранцы не упустили случая пристроиться к умному и любознательному мальчику. Научили многим полезным вещам, но при этом внушили увлечение чужеземными обычаями. «Кукуйскую академию» будущий царь закончил на «отлично».

Стоит ли удивляться, что в правление Петра отношение к спиртному изменилось. «Бахусовы потехи» начали восприниматься как достойное и солидное времяпровождение. На застолья с обильными возлияниями было велено привлекать женщин. Начали строиться винокуренные заводы, резко расширялась сеть кабаков, аустерий и прочих питейных заведений. Только стоит учитывать, что традиция эта была отнюдь не русской, а «кукуйской». Западной, принесенной в нашу страну вместе с бритьем бород, переодеванием в кургузые немецкие кафтанчики и парики.

Впрочем, даже и после Петра в России пили куда более умеренно, чем на Западе. Изготовление и продажа спиртного оставались казенной монополией. А для населения мощным сдерживающим фактором служило общественное мнение. Жизнь крестьянина проходила на глазах деревенской общины, «мира». Жизнь купца – в купеческой общине. Пьяница повсюду признавался отщепенцем, изгоем, не мог рассчитывать на какое-либо уважение и доверие. На этих взглядах и примерах воспитывалась молодежь – стоило ли подражать людям, чья судьба оказывалась настолько незавидной? Да и дворянам требовалось следить за собой, ведь каждый их шаг бдительно отслеживался «светом». Подметят пагубную страсть – включатся «злые языки страшнее пистолета», можно заслужить общее отчуждение, презрение.

Будущий германский канцлер Отто фон Бисмарк четыре года прожил в России. Но пьяную женщину, валявшуюся под забором, он в первый раз в жизни увидел уже позже, в «культурной» Англии. Это так потрясло Бисмарка, что он описал данный случай в своем дневнике. Нет, я не собираюсь идеализировать нашу страну. Постепенно множились притоны, росло число алкоголиков. Но это считалось уже за пределами нормальной жизни, «на дне». Вызывало отвращение, отталкивало. И это ни в коем случае не было традицией. Наоборот, стремительное скатывание нашей страны в пьянство пошло только с конца XIX и в ХХ в. – по мере разрушения народных и религиозных традиций, крушения прежнего общества и прежних систем ценностей. Второй обвал произошел в конце XX – начале XXI в. – при разрушении советских традиций и советского общества, что также не удивительно. Ведь советские традиции еще удерживали остатки российских, а моральный кодекс строителя коммунизма во многом пытался копировать старые православные установки.

Истории от Олеся Бузины: «Руси веселие есть пити

Русь и Европа

Грозный царь. Чёрный миф о «кровавом тиране

9 марта 1714 г. Петр I издал указ, запрещающий присваивать офицерские звания дворянам, не служившим рядовыми

Россия уступает место в числе самых пьющих другим государствам