Расстрелянная колонна

До армии я был чистым «ботаником». Папа – полковник, мама – коммерческий директор солидного магазина. Окончил школу вполне прилично и поступил в один из престижных московских вузов, на радость родителям. Но на первом курсе взбрыкнул: «Хочу в армию!» Отслужив в морской пехоте положенные полтора года, устроился в милицию, но хотелось реально понюхать пороху на войне. Как-то в теленовостях услышал, что в Чечне погибло много контрактников. Тут до меня дошло, насколько мое желание сейчас просто осуществить.

Я отправился прямиком в военкомат: «Хочу в Чечню!» Буквально за два дня оформил необходимые документы. Началось ожидание вызова. Ясное дело, «провожался» каждую ночь… Две недели. И когда уже и не ждал, звонит из военкомата офицер, отвечавший за набор контрактников: «Все, 18 декабря отправка сто процентов».

Утром прибыл в военкомат. Тут мне и другим таким же начали вешать лапшу на уши: дескать, нас отправят в Нижний, где за две недели сделают «рейнджерами»: обучат стрелять из всего чего только можно, а также двум-трем военно-учетным специальностям. После этого – в Чечню, где прямо на аэродроме нас встретит толпа «покупателей», и мы сами выберем воинскую часть. На месте мы подпишем контракт, и нас обеспечат всем необходимым согласно аттестатам.

Утром 19 декабря 1995 года приехали в Нижний. К вечеру нашу сводную роту собрали в клубе и поведали, какие мы замечательные, что едем воевать, хотя и за деньги, но это все равно хорошо.

21 декабря подписали контракт. С кем? О чем? С какой частью? Ничего не говорят. У меня до сих пор дома эта «липа» хранится. 21-го же нам выдали обмундирование: одну простую «афганку», одну зимнюю, все остальное старого образца. Мне выдали форму: размер 48, рост III. Спрашиваю: «Как я в горах винтовку держать буду, у меня рукава по локоть?» – «А, ничего, все нормально. Что дают, то и бери!» Кое-как выцыганил нужный размер бушлата. «Финики» выдали по 100 тысяч (старыми), сделав отметку в аттестате.

23 декабря вылетели в Моздок. После морозов Поволжья – здесь солнышко. Переночевали в палатке, а на другой день нас уже отправляли в часть. Только у «вертушки» узнали от прапорщика и офицера, летевших с нами, что попали мы в 245 мсп. По их словам, «не полк, а жопа. Суют во все дыры, потери…»

Мы на месте. Жара 25 градусов, грязь по колено. Шатой прямо перед нами, вот они – духи бродят. Все это, безусловно, привело, мягко говоря, в некоторую растерянность. Дело в том, что многие лишь тогда осознали, куда попали. Ладно я – срочную в морпехе отслужил, но по людям-то не стрелял, а половина новобранцев автоматов в руках не держала, так как обещание сделать нас «рейнджерами» так и осталось обещанием…

Разведрота и хвостатый Сан Саныч

Прибыли «покупатели» из подразделений. Сначала восполняли потери разведчики, потом остальные боевые подразделения. Контракт меня в Нижнем вынудили подписать на должность радиотелефониста, а не на снайпера, как я хотел. Радиотелефонистом в разведроту я и попал.

Прапорщик из «вертушки» оказался старшиной разведроты. Сан Санычу, по общему убеждению, не хватало только рогов и хвоста. Он был личным поваром комполка и соответственно имел влияние даже на ротного. Придраться мог к столбу. Что задевало больше всего, так это то, что, как и положено старшине, Сан Саныч не был ни на одной операции, но вел себя как бывалый разведчик, уставший от войны.

29 декабря состоялся мой первый выход. За день до этого духи раздолбили нашу «новогоднюю» колонну. Народ, правда, почти не пострадал, но груз чеченцы растащили. И вот на 29-е назначили переговоры. Разведрота должна прикрывать. Ротный поинтересовался, умею ли я пользоваться подствольником. Я ответил «да». Он принес мне ГП-25 и новенький подсумок для гранат. Надо сказать, что в Чечне снаряжение, а особенно подсумок был королевским подарком. Я набрался наглости и попросил у ротного второй, но, конечно, получил отказ.

Первый выход – как первое свидание, поэтому хочется, чтобы все было окей и еще лучше… Короче, у друзей позаимствовал второй подсумок и еще шесть магазинов для АК. Тащу все это на себе, да еще станцию Р-159 с «историком». Весь такой настроенный на войну… Тут появляется Сан Саныч: «Ты что так вырядился? Куда на себя столько нацеплял? Такие, как ты, и гибнут сразу. Да я уже устал вас отправлять 300-ми и 200-ми…» На выход мы, конечно, сходили без него, но никогда не забуду обгаженного настроения.

Сан Саныч меня невзлюбил. 3 февраля его усилиями меня из разведроты перевели в 3-ю роту, 3-й взвод, и я оказался на 33-м блокпосту. До Шатоя 500 метров. Надо отметить, что местные нас уважали за то, что мы нормально работали. Пропускной режим осуществляли без придирок. По ночам сдуру по селу не стреляли. Через наш блокпост никто не прорывался, но и в плен нас брать тоже не собирались. Короче, духи с уважением относились к нам, считая нормальными людьми…

Мечты сбываются

На 33-м БП я также служил радиотелефонистом. Но некоторое время спустя вызывает меня комбат и сообщает, что меня привлекают на сборы снайперов. Оказывается, я у него в штате записан как снайпер. На сборах выдали мне СВДуху: песня! Если в ствол с казенной части опустить пулю, то она проваливалась на треть его длины. Если в ствол глянуть с дульной части, то нарезы можно было разглядеть, только очень напрягая зрение. Приклад кто-то из моих предшественников умудрился расщепить. У прицела ПСО-1 передняя часть кронштейна сломана, при стрельбе прицел жил своей жизнью.

Руководил сборами какой-то полковник, по-моему замкомполка. Чтобы воодушевить на боевую учебу, он двинул речь, смысл которой заключался в том, что только на нас, снайперов, в чеченской войне вся надежда. Но какое отношение к снайперам действительно бытовало в полку, можно судить по участникам сборов. Тех, кто реально мог выполнять снайперские задачи, оказалось раз-два и обчелся. В основном же эти люди были просто назначены снайперами. Один снайперскую винтовку увидел, только когда ее со склада получал: новенькую СВД со всем ЗИПом, какой положен к «винту» и который он растерял в первый же день.

За день каждый выстреливал по пол-цинка. Стволы буквально чуть не плавились. Со снайперами нашего батальона занимался замкомбата, хороший мужик, «афганец». Как-то пришел к нам замкомполка, показывает патрон с пробитой гильзой. Вот, мол, как во 2-м батальоне стреляют! Мы, естественно, подняли хай, что так не бывает.

Начали стрелять. Мне стало интересно попробовать попасть по гильзе. Воткнул я три патрона в кусок пенопласта. Отстрелял серию из четырех патронов, спрашиваю: «Можно по гильзе?» Замкомбата говорит: «Валяй!» Идем смотреть мишень – патрона нет. Говорю замкомбата: «Попал!» А он: «Ты мне патрон дырявый покажи, тогда поверю». Во второй раз все повторилось. Третий патрон, правда, я сбил с двух выстрелов. Полковник кричит: «Первый батальон не хуже второго!»

Как мы собирались штурмовать Гойское

В конце февраля 1995 года комбат решил снять наш блокпост, а из 3-й роты сделать рейдовую группу. Техника у нас ЗГВшная. Из восьми машин, имевшихся в наличии, на ходу только три. 18 марта наша рота должна была тремя машинами обеспечить движение «Центрподвоза». Задача несложная. Полк рядом, если что, артиллерия поможет. Взяли с собой лишь самое необходимое, боеприпасов примерно треть БК. Встретили и проводили «Центрподвоз», переехали через Аргун и остановились у бывшего 33-го блокпоста. Стоим час, два. Подтянулась 6-я рота, саперы в голове колонны появились, три танка подъехали. Творится что-то неясное. Никто ничего не знает. Ротный уехал в батальон, а вернувшись через час, смог только сообщить, что мы куда-то едем. Куда – он сам не знал.

Поехали. Ни боеприпасов, ни теплых вещей – ничего. Весна в Чечне – это время года, когда вода буквально висит в воздухе. На выходе из ущелья стоял 324 мсп. День мы пробыли у них. А на следующий подвезли боеприпасы, буквально завалив ими. Единственное, чего не было, – это снайперских патронов. К тому времени я уже у того мужика-растяпы выцыганил его новую винтовку, а мою отправили на списание. В свою СВД я вложил всю душу. На приклад приделал резиновый затыльник из комплекта ГП-25. На приклад и прицел надел матерчатый камуфляжный чехол. Бленду ПСО заменил блендой собственного изготовления. От магазина до обреза ствола также надел чехол. Чехлы шил сам. Если положить винтовку на землю, никто и не сообразил бы, что это такое.

Прошло пять дней. Наконец стало ясно, что пойдем мы в район села Гойское. Думаю, за это время духи уже выяснили, куда мы будем наступать. На шестой день начали движение, но, пропетляв и встретив каких-то духов, мы вернулись назад в 324 мсп. Жили в чистом поле, без палаток и походных кухонь. Питались как попало. На седьмой день все же выдвинулись к Гойскому и встали – естественно, опять в чистом поле. Дождь не прекращался уже несколько дней. Обсушиться можно было только у выхлопа танка Т-80. Костры ночью не зажигали, чтобы не демаскировать себя. С 18 марта наше существование можно коротко описать так: есть нечего, спать негде и не на чем. Не помню точно, но то ли в конце марта, то ли в первых числах апреля пришел приказ: «Вперед на Гойское!» Тот маневр, который выполняли тогда, ни атакой, ни штурмом назвать нельзя. Из-за периодических движений вперед-назад солдаты дали этому занятию непечатное название. Никаких позиций мы не оборудовали, да и кто поставит задачу, если комбат каждый день пьяный, а с ним и все управление батальона.

…И как мы его штурмовали

4 апреля около 15.00 наводчик БМП растолкал нас: «Вставайте, скоро пойдем!» И действительно, через 15 минут двинулись вперед… 600 метров до дороги преодолевали полтора часа. Духи находились выше и расстреливали нас, как в тире. К дороге из нашей роты вышли 2-й и 3-й взводы, а 1-й и управление роты остались на позиции в двухстах метрах сзади, 2-я и 6-я роты обошли Гойское слева.

Решили наши за дорогу двинуться, попросили прикрыть, а у меня СВД не стреляет: в затвор попал осколок гранаты. Разобрал я винтовку. В ствольной коробке оказались еще какие-то железки, видно тоже осколки. Проверил все, винтовку попробовал – ничего, работает.

Наша группа пошла за дорогу, забросав духов гранатами. Сначала на месте закрепилась пара пулеметчик-автоматчик. А уже под прикрытием вышли и остальные. Выбили мы духов с позиции. Судя по всему, их было человек двадцать. Отходя, они оставили пятерых для прикрытия. Этих несчастных гранатами разнесло в клочья. Не помогли им и вырытые под дорогой норы.

Мы закрепились. В это время 6-я и 2-я роты вели ожесточенный бой в «зеленке». Одиннадцать человек, вместе со взводным, исполнявшим обязанность комроты, легли там. Через две недели духи попросили забрать трупы, так как они уже сильно разложились. Но это позже, а пока мы блокировали правый фланг 2-й и 6-й рот. В одной из нор обнаружили живого «чеха», который успел завалить пацана, нашедшего его. Как мы ни пытались «чеха» выкурить – все впустую. Мы и керосин в дырку лили, и поджигали, и гранаты кидали. Видимо, ход в укрытие был коленчатый, поэтому его не доставали…

Пока суд да дело, смотрим, основные силы роты подошли. Оказывается, они, потеряв четверых, не смогли преодолеть поле. Наш взводный сцепился с ротным по поводу их позднего подхода. Ротный кричит: «От комбата ясных указаний не было!» Взводный: «Комбат в хлам пьяный. Надо было самому решение принимать!» Пока они разбирались, мы осмотрели чеченские окопы и блиндажи, добили раненых. Через некоторое время команда: «Отойти!».

То, что это бред, понятно каждому. Один из срочников-дембелей пытался по радиостанции объяснить, мол, закрепляться надо, потому что если не мы, то сюда духи придут, и нам опять придется с потерями захватывать позицию. Кричал он до хрипоты, с матюгами, но, ясное дело, убедить никого не смог.

Обеспечив выход 6-й роты, стали сами отходить. САУ из 324 мсп начали долбить Гойское, а мы разделились на две группы. Первая отходит со всем скарбом, вторая прикрывает. Отошли в целом нормально, но не обошлось без приколов. Последним отошел танк бортовой номер 420. Он прикрывал всех, «до кучи». Во время штурма духи сожгли две БМП: одну нашу, одну из 6-й роты. Для верности танк врезал по подбитым БМП. И тут какой-то наводчик-оператор из «двойки» по нему как шарахнет! Танкисты потом говорили: «Нам это, конечно, по фигу, но когда при отходе тебя свои же долбят в задницу…» Кто стрелял, так и не выяснили.

В распоряжении комбата

Приехал земляк, Димка из Мытищ. Из разведроты его тоже выперли. Числился он теперь в роте связи, а работал на начштаба, вел разведку и потихоньку отстреливал духовских снайперов. 5 апреля в 23.00 он пошел в «зеленку» в Гойское. Примерно через час-полтора там началась бешеная стрельба, причем палили с одного конца села на другой и обратно из всего, из чего только духи могли. «Мухи» взлетали в небо и взрывались. Наша артиллерия добавила огоньку… Пальба кончилась около 3 часов ночи. Под утро приполз контуженый Димыч, он был как раз между воюющими сторонами, но так ни хрена и не понял. Позже, по непроверенным данным, выяснилось, что на момент штурма в Гойском находилась группировка около 1,5 тыс. человек (это против нашей рейдовой группы численностью 286 человек), из них около 400 бывшие зэки, которые после атаки решили оттуда валить. Остальные духи воспротивились их отходу. Завязался бой.

Дима предложил работать вместе. Слазили мы разок в «зеленку». Он мне азы снайперской тактики преподал, как преодолеть мины на растяжках, и прочие премудрости. Спустя некоторое время он выдвинул комбату идею создать нештатную разведгруппу (два снайпера и два автоматчика для прикрытия), которая вела бы разведку в его интересах. Комбату мысль понравилась. С 7 апреля по 24 мая, когда мы ушли из-под Гойского, наша группа снабжала его разведданными. Иногда комбат придавал нам несколько человек из 1-го взвода, но тогда начиналась ерунда, которая у нас называлась «провокация». Познаний у них, да и у нас, в искусстве разведки – ноль целых и столько же десятых. Лежим, наблюдаем за духами. Скучно. Пацаны из 1-го взвода кидают пару гранат и по радиостанции докладывают комбату: «Нас обстреляли из РПГ, разрешите открыть ответный огонь?» Комбат не просыхал и поэтому, не задумываясь, отвечает: «Р-разрешаю!» И начиналась «мочиловка» в белый свет, как в копеечку. Духи в нашу сторону, мы в их. Все заканчивалось приходом «вертушек», и духи затыкались.

Позже в журнале «Солдат удачи» я прочитал, что первый выстрел разведгруппы – начало ее конца. Я убедился в этом на собственной шкуре. Метрах в двухстах от кустарника, в котором находился наш разведдозор, мы обнаружили группу духов с оружием. Доложили комбату, и он спьяну велел всех их завалить, оружие захватить, а трупы притащить с собой – будем менять на наших пленных. Мы высказали сомнение в возможности операции, но комбат уверил, что мы герои, и для таких орлов подобная задача так же буднична, как отправление малой нужды.

Мы прониклись, духов завалили. Но что после этого началось! Из села в нас стреляли из всего, что стреляло. Мало того! Они еще подкрепление своим корешам выслали. А мы из-за плотного огня шагу назад сделать не можем. Ну все, приплыли! По рации кричим: «Все, выручайте!» Надо отдать должное, вся наша «броня», способная самостоятельно передвигаться, мигом сорвалась к нам. Духи, увидев такую «танковую атаку», отстали. Начали мы отходить, а в это время комбат к нам «вертушки» отправил: «Наводите!» Тут сразу все вспомнили, что я был радиотелефонистом, надели на меня Р-159. Как я наводил, лучше не вспоминать. Отходим по руслу, и тут нас накрывает очередь АГС-17. Чудом никого не зацепило, лишь одному пацану карман осколком срезало. В общем, отошли с грехом пополам.

Проданная колонна

Между Гойским и Комсомольским – сады, а за ними у духов позиции ПТУР. Оператор у них был классный, версты за три попадал в наливник. Мало того, он пытался накрыть КП 324-го полка, обстрелял блокпост, а до него все четыре километра.

Вот на этот ПТУР и нацелил нас как-то комбат. Мы исходили из предположения, что позиция неплохо охраняется, и если валить оператора, то бесшумно. Поэтому попросили комбата выписать со склада РАВ ВСС «Винторез». Винтовку он выписал, но ехать кому-то надо было за ней вместе с начальником службы ракетно-артиллерийского вооружения. В полк мы с ним решили ехать на попутной колонне.

Ситуация в Гойском сложилась следующая: духи не могли переломить противостояние в свою сторону, так как мы превосходили их в огневых средствах (артиллерия, авиация и т.п.), а мы не могли взять Гойское из-за своей малочисленности. Так или иначе, духов мы достали, и они передали, что если еще какое-либо подразделение из состава 245 мсп подойдет к Гойскому, то они перекроют ущелье и блокируют полк.

В Нижние Атаги, где мы дожидались колонну, она пришла в полвторого. В ее составе должны были следовать в полк дембеля-срочники из рейдовой группы, а также те, кто ехал оформляться в отпуск по семейным обстоятельствам. (Естественно, они, как и я, нигде не были учтены, и поэтому потом, когда бой уже был позади, точное количество потерь в нашей злосчастной колонне подсчитать было достаточно сложно. В частности, «Урал» с дембелями, которых было человек 20, сгорел после одного попадания «Шмеля». Там везли продовольствие, а пацаны сидели на мешках сверху – так все и сгорели…)

Прошелся я по колонне узнать про почту – писем не оказалось. Иду назад, смотрю – четыре наливника подряд, а у одного из них мой хороший друг и земляк Аркаша. Оказалось, он замкомвзвода наливников. Ну повезло! «Аркаша, свободное место в кабине есть? Не пристало снайперу – белому человеку – на броне по пыли трястись». Он говорит: «Зайди, взгляни сам!» Зашел, подвинул пакет с водкой, которую он кому-то на день рождения вез. Ничего, помещусь.

Примерно в 14.00 тронулись. В 14.10 прошли Чишки и перед входом в ущелье дернули затворами. Аркаша говорит: «Смотри, одни женщины и дети». А мне буквально вчера ребята из 324-го полка примету рассказали: «Если на дороге мужики, бабы и дети – все нормально. Если же одни бабы – кранты, скоро засада».

Колонна растянулась на «тещином языке» (это серпантин такой). На нем наливники еле разворачивались, а уж МАЗы, которые неисправную технику тянули, вообще не знаю, как проходили. Все тихо, спокойно. Едем, анекдоты травим. Проехали Ярыш-Марды, голова колонны уже за поворот ушла, наливники мост через сухое русло прошли. И тут – взрыв впереди, смотрим – из-за пригорка башню танка подбросило, второй взрыв – тоже где-то в голове колонны, а третий как раз бахнул между впереди идущим и нашим наливником. Взрывом оторвало капот, повыбивало стекла. Меня тогда первый раз контузило. Аркаша уже из машины выбрался, а я в двух ручках двери запутался – ну, ошалел просто.

В конце концов выпал из кабины. Огонь очень плотный, но я уже начал соображать и от наливника метров на 15 отбежал, несмотря на огонь духов. Нашел какое-то углубление в обочине, затолкал туда свой зад. Рядом боец-срочник залег. Первый шок прошел – наблюдаю, как дела обстоят. А дела неважные. Наливники встали на дороге. Ребята из взвода наливников отстреливаются во все стороны как могут, где духи конкретно, пока неясно. Аркаша из-под колеса своего наливника мочит в белый свет.

Тут мимо меня граната как шарахнет в наливник, что сзади нас шел. Наливник горит. Я прикидываю, что если он сейчас взорвется, то нам всем будет очень жарко. Пытаюсь понять, откуда же эта штука прилетела. Смотрю, вроде кто-то копошится метрах в 170 от нас. Глянул в прицел, а «душара» уже новую гранату готовит… Свалил я его с первого выстрела, аж самому понравилось. Начинаю искать в прицеле цели. Еще один «душок» в окопе сидит, из автомата поливает. Я выстрелил, но не могу с уверенностью сказать, убил или нет, потому что пуля ударила по верхнему обрезу бруствера на уровне груди, за которым он сидел. Дух скрылся. То ли я его все же достал, то ли он решил больше не искушать судьбу. Снова прицелом повел, смотрю, на перекате дух «на четырех костях» в гору отползает. Первым выстрелом я его только напугал. Зашевелил он конечностями активнее, но удрать не успел. Вторым выстрелом, как хорошим пинком в зад, его аж через голову перекинуло.

Пока я по духам палил, Аркаша горящий наливник отогнал и с дороги сбросил. Прислушался, вроде пулемет работает. Сзади что-то подожгли, и черный дым пошел в нашу сторону по ущелью, из-за него в прицел ни фига не видно. Прикинули мы с Дмитрием.– так срочника звали,– что пора нам отсюда отваливать. Собрались и рванули через дорогу, упали за бетонные блоки перед мостом. Голову не поднять, а пулеметчик тем временем долбит по наливникам, и небезуспешно. Поджег он их. Лежим мы с Димой, а мимо нас в сторону моста течет речка горящего керосина шириной метра полтора. От пламени жарко нестерпимо, но, как выяснилось, это не самое страшное. Когда огненная река достигла «Урала» с зарядами для САУ, все это добро начало взрываться. Смотрю, вылетают из машины какие-то штуки с тряпками. Дима пояснил, что это осветительные снаряды. Лежим, считаем: Дима сказал, что их в машине было около 50 штук. Тем временем загорелся второй «Урал» с фугасными снарядами. Хорошо, что он целиком не сдетонировал, снаряды взрывами разбрасывало в стороны.

Лежу я и думаю: «Блин, что же это нами никто не командует?» Как оказалось потом, Хаттаб так все грамотно спланировал, что буквально в самом начале боя все управление, которое ехало на двух командно-штабных машинах, было выкошено огнем стрелкового оружия, а сами КШМ так и простояли нетронутые в ходе всего боя.

Вдруг во втором «Урале» с фугасными боеприпасами что-то так взорвалось, что задний мост с одним колесом свечой метров на 80 ушел вверх, и, по нашим соображениям, плюхнуться он должен был прямо на нас. Ну, думаем, приплыли. Однако повезло: упал он метрах в десяти. Все в дыму, все взрывается. В прицел из-за дыма ничего не видно. Стрельба беспорядочная, но пулеметчик духов выделялся на общем фоне. Решили мы из этого ада кромешного выбираться, перебежали в «зеленку». Распределили с Димой секторы обстрела. Я огонь по фронту веду, а он мой тыл прикрывает и смотрит, чтобы духи сверху не пошли. Выползли на опушку, а по танку, который в хвосте колонны стоял, духи из РПГ лупят. Раз восемь попали, но безрезультатно. Потом все же пробили башню со стороны командирского люка. Из нее дым повалил. Видимо, экипаж ранило, и механик начал сдавать задом. Так задом наперед он прошел всю колонну и, говорят, добрался до полка.

Тогда считать мы стали раны

Прошел час с начала боя. Стрельба стала затихать. Я говорю: «Ну все, Дима, дергаем в конец колонны!» Пробежали под мостом, смотрю, сидят какие-то в «афганках», человек семь, рядом два трупа. Подбегаем. Один из сидящих поворачивается. О, боже! У него черная борода, нос с горбинкой и бешеные глаза. Вскидываю винтовку, жму на спуск… Поворачиваются остальные – наши. Хорошо, я не дожал. Контрактник бородатый оказался. Он и без меня ошалевший сидит, заикается, сказать ничего не может. Кричу: «Дядя, я же тебя чуть не завалил!» А он не врубается.

В нашу сторону БМП «хромая» ползет, раненых собирает. Ей попали в торсион, и она так и ковыляет. Закинули раненых внутрь, вырулили на дорогу – вокруг машины догорают, что-то в них рвется. Перестрелка почти затихла.

Едем. Где-то ближе к Аргуну на дороге мужики кричат: «Ребята! У нас тут раненые. Помогите!» Спрыгнул я к ним, а машина дальше пошла. Подхожу к ребятам. Они говорят: «У нас майор ранен». Сидит майор в камуфляже, со знаком морской пехоты на рукаве. Сквозное ранение в руку и в грудь. Весь бледный от потери крови. Единственное, что у меня было, – это жгут. Перетянул я ему руку. Разговорились, выяснилось, что он был замполитом батальона на Тихоокеанском флоте. В это время кто-то из ребят вспомнил, что в машине везли пиво, сигареты, сок и т.д. Я ребят прикрыл, а они сбегали притащили всего этого добра.

Лежим, пиво попиваем, покуриваем. Темнеть начало. Думаю: «Сейчас стемнеет, духи спустятся, помощи нет, и нам – кранты!» Решили позицию получше выбрать. Облюбовали пригорочек, заняли его, лежим, ждем. Ребята из РМО мне обстановку показывают. Машины с боеприпасами духи пожгли из РПГ, а те, что с продовольствием, просто посекли из стрелкового оружия.

То ли помощь придет…

Заработала артиллерия, очень аккуратно, только по склонам, и не задевая ни населенный пункт, ни нас. Потом пришли четыре Ми-24, отработали по горам. Стемнело. Слышим, со стороны 324-го полка – жуткий грохот. Оказывается, подмога катит. Впереди Т-72, за ним БМП, затем снова танк. Не доезжая метров 50, он останавливается и наводит на нас орудие. Думаю: «Все! Духи не грохнули – свои добьют с перепугу!» Вскакиваем, руками машем – мол, свои. Танк покачал стволом, развернулся и как шарахнет в «зеленку» в 20 метрах от себя. С этой «подмоги» народу повыскакивало – по траве ползают, вокруг себя из автоматов поливают. Мы им орем: «Мужики, вы что ползаете? Тут же никого уже нет». Оказывается, это была разведка 324-го полка. Подошел я к офицерам, говорю: «Что вы здесь-то воюете? В голову колонны идти надо!» А они мне: раз ты здесь был, да еще и соображаешь, бери десять человек и двигай с ними, куда сам сказал.

Походил я, нашел разведчиков, и двинулись мы вперед. Я насчитал более сорока сгоревших трупов. Судя по тому, какие машины остались целы, у духов была четкая информация, что где находится. Например, медицинский МТЛБ вообще остался нетронутым, только механика из стрелкового оружия завалили, а ЗУшка за ним буквально в сито превращена. Потом мы интересовались, почему помощь пришла так поздно: если бы они пришли на час-полтора пораньше, то в голове колонны кто-нибудь да уцелел бы, а так там до последнего один БРДМ сопротивлялся, в котором почти всех поубивали.

Как рассказали потом парни из 324-го полка, когда они доложили, что в ущелье мочат нашу колонну и неплохо бы рвануть на помощь, им ответили, чтобы не дергались и стояли, где стоят. Помощь пришла к нам спустя два с половиной часа, когда уже все было кончено.

Президент помог

О молодых годах ...

Военная Фемида (частный случай)

Простуда, которая спасла мне жизнь

Старшинский «СМЕРШ