Защитники обреченной страны

Капитан запаса Владислав Шурыгин получил пулю в октябре 1993 года. На его глазах Верховный совет был расстрелян, а его уцелевшие защитники, сдав немногочисленное оружие, с поднятыми руками попали в плен мятежному Борису Ельцину. Шурыгин остался жив, а имена и биографии расстрельщиков хранит в памяти. Впрочем, несмотря на вклад в дело обороны Белого дома, особых восторгов к ряду лидеров Верховного совета Шурыгин не питает. Капитан и военный журналист считал, что защищал фактически обреченную страну. Сегодня Шурыгин рассказал «Свободной прессе» про трагические дни октября 1993, историческую ценность тех событий и о перспективах противостояния народа и власти.

«СП»: – Плоды восстаний 1905 и 1917 были аннулированы режимом, наступившим после ноября 1917 года. Это русская традиция, проигрывать плохим парням?

 

– У меня нет ощущения, что всегда все заканчивалось поражением. Есть разница между русским бунтом, бессмысленным и беспощадным, и революционной ситуацией. К сожалению, в наше время мало кто изучает труды людей создававших революционные теории, например В. Ленина и И. Сталина, они реально провели успешную революцию. Понятно, что 1905 год – взрыв, который ничем не был подкреплен. Разные вехи: как революции 1905 и 1917, так и противостояния августа 1991 и октября 1993.

История XX века разнообразна. Кто был положительным в 1905? Сказать, что только революционеры, нельзя: в их рядах были весьма разные элементы. Царь и Столыпин, с его «галстуками» – неправильно. После большевиков, свергнувшись буржуазную революцию, пришел Советский союз, который подготовил страну к ее главному испытанию – Второй мировой. Не будь Ноябрьской революции, Россия не мобилизовала себя так.

В августе 1991 разве пришли хорошие ребята и «скинули проклятых коммуняк», или все-таки на волне всеобщего недовольства на гребень заскочила толпа воров и авантюристов? Сложно четко расставить акценты. Был раскол страны. Если вспомнить октябрь 1993: на стороне Верховного совета стояли и люди, которые в августе 1991 находились на противоположной баррикаде. Сергей Бабурин, Илья Константинов, Александр Руцкой изначально активно участвовали в воцарении Ельцина, а потом пошли против него. Белый дом в 1991 стал душой ельцинского переворота: спустя два года был расстрелян Ельциным.

«СП»: – Значит, не все так просто. Но вы все-таки встали на защиту Белого дома.

Лично для меня события октября 1993 – огромная драма моей страны, в которой довелось принять участие. Ситуация 1991 сшибла страну с орбиты. У России, как у планеты, была устойчивая орбита, и август 1991 выбросил ее в необитаемую часть галактики, где она начала тихо умирать. Октябрь 1993 наивная, но очень мощная с точки зрения общественного сознания, попытка, в которой я принял участие, найти путь на орбиту. До октября 1993 – главное ощущение выходящих на улицу людей: демонстрация массового гражданского волеизъявления способна повлиять ситуацию в стране. Вера в возможность изменений, была деморализована вводом ОМОНа и расстрелом Белого дома. Тот октябрь заморозил общественное сознание лет на двадцать. Ну, выходят: горстка коммунистов на 9 мая, и демократы помитинговать на Болотную; вещи отчаянные, никуда не ведут.

«СП»: – В одном из своих интервью вы говорите, что защищали обреченное.

– Судьба драматических событий октября 1993 складывалась противоречиво. Сказать, что наш протест был изначально обречено, не могу. Спустя годы я знаю тайные пружины и обстоятельства, и понимаю, если бы не ряд фатальных ошибок руководителей Верховного совета, все закончилось бы по-иному. Драматически события пошли в самый последний момент. Когда ельцинисты 4 октября решили бить по Белому дому из танков, пришел конец драмы. Но за предыдущее время ситуация несколько раз менялась кардинально. Утром 3 октября казалось – все закончилось и власть в руках Ельцина, а к 16 часам его власти нигде не было – разбежалась. Бойня у Останкино не нужна была Белому дому, она – следствие глупости нескольких руководителей. Но все завершилось танками.

«СП»: – Вы понимали реальные шансы противостояния. А защитники Белого дома?

– Мне так казалось. Когда все началось, ощущение трагичное – очаг изолированного протеста, окруженный слоями милиции и ОМОНа. С отключенной ельцинистами водой и светом, в полной темноте. Через километр ездят машины, работают рестораны. Неделя и возникло чувство полной обреченности, но оно прошло, когда наше количество перешло в качество. Ельцинисты ввели жесткое требование – гражданам больше трех не собираться. Мэр Юрий Лужков поручил омоновцам, которых доставили в Москву более 30 тысяч, контролировать исполнение «закона». Их, фактически наемников, распределили по районам, чиновники пристроили на кормление. Но наемники переборщили по части исполнения команды «больше трех»: начали тупо бить народ. К 3 октября такие конфликты раскачали Москву. Был назначен митинг, и вышли десятки тысяч наэлектризованных граждан; прозвучал призыв снять блокаду с Белого дома, и народ пошел по городу. Власть, державшаяся на свирепой милиции, разбежалась.

Так родилось ощущение, что по силам что-то изменить. Но все равно, какая-то часть сознания оставалась профессиональной и воспринимала трагичность ситуации, но и ее лиричность. Вышедшие люди вызывали у меня странную смесь почитания и растерянности. В Белом доме остались женщины буфетчицы, они никуда не ушли и две недели жили там: приносили еду, кипятили воду. Так они видели свое служение общему делу. Было удивительным, что народ сооружал какие-то баррикады из фанеры, которые – я как военный понимал – не остановят никого. Даже обычный мотострелковый взвод снесет такую баррикаду за пять секунд. Но внутренняя стойкость людей, их желание стоять насмерть, надежда на свою баррикаду чрезвычайно грели душу….

«СП»: – Как народ стерпел? В Ирландии расстрелы республиканцев в 1921 году стали источником вечной вражды в стране, а у нас кровь смыло равнодушием? Кажется, что лирика Манежного бунта и Болотной больше звучит в сознании масс?

– Это связано с традиционными размерами России. Ирландия маленькая, фактически семейная страна, в таких государствах столетиями помнят, кто кого обидел. Как в Чечне, Италии памятуют, кто у кого дедушку прислонил к стенке. Россия громадная и специфически устроена, и люди не имеют долгой исторической памяти. Традиционно низкий уровень родоплеменных связей. Я бывал в ситуации, когда беседуешь с человеком, и он говорит: «у меня там, в октябре, дядьку убили», а имя родственника и как погиб не знает.

Что до исторической памяти: события двухлетней давности всегда на слуху, нежели те, которые двадцатилетней давности. В памяти исторической, скорее всего, событие на Манежной площади не отложится. Если через пять лет будут помнить Манежку – хорошо. Болотная же – часть нынешнего политического процесса, и она предельно нагрета и актуальна. Что касается народной памяти, то первое десятилетие люди массово отмечали трагедию октября 1993. Устраивали большие шествия. И поныне к местам кровопролития 3-4 октября приходят массы граждан. Историческая ценность ясна спустя время.

«СП»: – А вы как, помните?

– Я не скажу: защитники Верховного Совета забыли тот октябрь. Кто прошел через него, имена палачей помнят. Об этом и писалось, и говорилось немало. Расстрельщики зачастую живут достаточно неуютно. Ощущение, что на тебе кровь, на мой взгляд, имеет мистическое значение. То, что многие из них давно ушли из жизни, говорит о том, что сверху что-то есть.

История генерала Анатолия Романова: командовал Внутренними войсками в 1993 г.; на нем лежит ответственность за все силовые акции. В Чечне его настиг страшный удар, чеченский взрыв, после которого он превратился в овощ, живет растительной жизнью. Генерал Виктор Прокопенко из Минобороны был убит в засаде в Грозном. Есть ряд других имен с подобным концом, сходу не вспомню. Как-то я вел мартиролог людей, имевших отношение к расстрелу. Помню одного танкиста, что стрелял по Белому дому и дал интервью, где с кривой усмешкой утверждал, что «там» бандиты и надо их уничтожать; он поехал добровольцем воевать за чеченскую оппозицию и попал в плен, и его вывели дрожащего и обоссавщегося под видеокамеры. Теоретически – вроде случайности, но для тех, кто рассматривает жизнь как мистическую веху – события знаковые.

«СП»: – Умолкли выстрелы и что произошло в оппозиции? Расцвет феномена НБП*, следствие причастности Эдуарда Лимонова к драме?

– Надо понимать, что красно-коричневая оппозиция все-таки была до октября 1993. История оппозиции четко ломается на расстреле Белого дома. Политическая сознательность тех, кого называли по телевидению и в либеральных газетах «красно-коричневыми», была на пике в октябре. Красные – анпиловцы: яркие, пассионарные, проникнутые красной идеей, и коричневые – баркашовцы: организованные, с рунами на униформах, паук не паук, свастика не свастика, пришли на защиту Верховного совета. На расстрел пришелся период горения.

Когда похоронили убитых, а по тюрьмам мордовали народ, – еще не было амнистии – все вдруг поняли, что не будет перелома, настало время иных людей. Как Зюганов, или поначалу Жириновский; тот неожиданно въехал в новоизобретенную Думу с каким-то феноменальным результатом. КПРФ несколько раз выигрывала выборы – люди передавали им свой пассионарный протест, в надежде, что они наконец-то будут что-то делать.

Что же касается НБП: лимоновцы появились как ответ на тихо обрастающую жиром КПРФ и холодеющую протестную массу. НБП – целый период протеста, который вырос не из 1993, а из молодежного экстремизма и абсолютной пассионарности своего вождя, который, создавая партию, вложил в нее ни на что не похожую энергетику.

«СП»: – Социолог А. Тарасов назвал скинхедов порождением беззакония Ельцина в октябре 1993. Публичная расправа могла повлиять на уровень нигилизма в обществе?

– По-моему, здесь высокооктановый бред. Как журналист, прослеживающий, откуда произошли скинхеды, считаю – они стали реальностью между чеченскими войнами. Фактор их появления – кавказский бандитизм и Северный Кавказ, как победитель в Первой чеченской войне. Как ответ на кавказское насилие, проявлявшееся даже в маленьких городках. До этого скинхеды являлись малочисленным опереточным явлением и копировали западные образцы. Бредовая теория.

Для народа кадры расстрельного октября – громадное потрясение. Но чтобы это растравило страсти, вызвало низменные чувства – нет. Страшный шок, да. Никто не мог и представить себе такого – стрелять по собственному Парламенту. Еще не было разрушенного Грозного, отутюженной Чечни. У нас было полвека мирной жизни, все забыли, как пахнет порох. Страх крови исчез в обществе, когда громадная волна преступности захлестнула улицы. Когда по пути на работу стали видеть застреленных людей, оказывались невольными очевидцами убийств и драк. Организованная преступность вынесла смерть на улицы и сделала ее бытовой, тогда и началось самоисчезновение страха божьего и ценности чужой жизни.

«СП»: – В 2008 году вы опубликовали статью «Непобежденные» к пятнадцатилетию расстрела Белого дома, утверждая, что вы, «патриоты», переродили власть.

– Власть медленно, пазл за пазлом вынуждена сначала мимикрировать под нас, а затем совершать некий переход. Процесс невероятно долгий, как некогда выход земноводных на сушу. Беда нынешней власти – она не нравится всем: Западу, либералам и патриотам. Но при этом инстинкт заставляет правителей власть удерживать. И все отработанные проекты, например неудавшийся либеральный, имели цель удержать ее. Провалив тот проект, чиновники цепляются за имперский проект, но он опасен тем, что удержаться за него, ничего не делая, невозможно. Идет медленное движение в сторону того, с чего мы сошли в 1991, но сколько времени займет процесс, я не знаю. А вдруг очередной 1991 год все сметет?

«СП»: – Все-таки власть нынешняя и власть ельцинская – плоть от плоти октября? Она одобряет, что сделал тогда Борис Николаевич, или стыдится такого наследства?

– Наблюдая за властью, ее реакцией, я скорее вижу, что она чрезвычайно стесняется октября 1993, как стыдятся папу алкоголика. Она понимает, что если углубиться в историю, выяснится – режим не имеет легитимности. То, что ныне незыблемо, лишь следствие беззакония и узурпации. Так что как у Жириновского: – Кто папа? – Папа – юрист. Как-то так. Да и в принципе: наша власть не испытывает ни к кому благодарности. Власть, в этом случае, не из разряда млекопитающих и теплокровных, а из разряда хладнокровных рептилий. И как крокодил не выражает симпатий к антилопе, так и она – идет вперед и ест все в пределах радиуса охвата. Как в романе В. Пелевина «Снаф», оказавшись на летающем острове Безантиум, просто пользуется.

«СП»: – Способны власти повторить бойню октября, если народное недовольство достигнет такой точки, после которой 6 мая покажется детскими прогулками?

– Я не сомневаюсь: у Путина хватит политической воли включить в кризисный момент силовые рычаги, которые у него есть. Вопрос в том, насколько мощным будет выступление. Один протест подавить реально, но когда он переходит некую грань, начинаются чудеса как в Египте и иные события. Исполнители, назначенные вести войска или отряды ОМОНа, сжав кулаки, каждый из них задает себе вопросы: что будет дальше, и останусь ли я в живых? Если исследовать такой феномен как китайский Тяньаньмынь, который наши граждане знают весьма поверхностно. Так вот, на Тяньаньмынь положение режима висело на волоске: пекинский гарнизон перешел на сторону молодежи, военные требовали мирных переговоров. Только стянув с дальних провинций войска, руководство китайской компартии подавило протест. Никто не знает, как поведет себя силовая структура, когда перед ней стоит сто тысяч человек.

* Межрегиональная общественная организация «Национал-большевистская партия» (НБП). Признана экстремистской решением Московского городского суда от 19 апреля 2007 о запрете деятельности (вступило в силу 7 августа 2007)

Украинские политик: киевская власть снова по другую сторону баррикады

4 октября – День войск гражданской обороны МЧС РФ

Нам предлагают встать на колени

Преданный миротворец

«Два Путина