Легенды острова Кумбыш ч.3 Эх, дороги.

Это - третья часть воспоминаний О. Болотникова о его службе в ЗРВ 10 ОА ПВО.

Эх, дороги!
(Истории третья, четвёртая и далее...)
]]>



Как можно попасть на остров? Странный вопрос, конечно же – морем. Ну, еще по воздуху вертолётом. Но этот способ затратный, от наших желаний никоим образом не зависящий и не часто для нас, островитян, используемый. На моей памяти не более десяти раз прилетала вертушка просто так – с почтой, с пассажирами. Чаще – либо с начальством, либо по какой другой служебной необходимости или по санзаданию. Отдадим должное товарищам летунам, при случае брали на борт столько народу, сколько впихнуть могли. Пусть не совсем комфортно, рисково, зато «быстро, выгодно, удобно».

Вспомнился один из полетов, почти буквально повторивший старый анекдот. Офицера отправили служить на «точку» и предложили выпрыгнуть к его новому месту службы с 20-метровой высоты. На просьбу снизиться пониже пилоты ответили, что, мол, ниже нельзя, иначе оттуда снизу запрыгивать начнут. Над анекдотом этим мы смеялись, ещё будучи курсантами. Не думал, что через десяток лет офицерской службы, навидавшись всякого, научившись уже мало чему удивляться, стану свидетелем подобной ситуации.
Возвращаюсь из отпуска, узнаю, что в облёт по островным подразделениям пойдёт вертушка. Хоть и дальний крюк получается, а все лучше тарахтеть, сидя на скамеечке, чем добираться неизвестно как, на чём и, главное, сколько времени. А так другие места посмотришь, знакомых повидаешь и гарантированно домой попадешь. Летели вдвоем с лейтенантом-строителем, ему «выходить» надо было на Моржовце (тоже то ещё местечко!). На том островке, размером с наш Кумбыш, стояла отдельная РЛР, а на другом его конце отбывало командировку отделение стройбатовцев, что-то там строили или доламывали - не суть. Лейтенант возвращался из города, вёз своим бойцам подарки – всякую муру для дембельских альбомов. Прилетели на Моржовец, сели рядом с ротой, чего-то сгрузили, что-то забрали, поднялись, отлетели чуть южнее к расположению строителей. Снижаемся. «Бортач» сдвигает дверцу и что-то на ухо кричит лейтёхе (в вертолётах пассажиры так и беседуют – на пределе напряжения связок и активной жестикуляцией), тот соглашается. Поясняет мне:
-Буду десантироваться. Площадки нет, а снег глубокий, сесть нельзя.
-Какая высота? - спрашиваю.
-Да кто её знает, обещают метра три. Вы мне сумки потом сбросьте, только не на голову.
Видно, у парня опыт такого «десанта» уже был. Шапку завязал, шинель у коленей брючным ремнем перехватил и – прыг солдатиком. Гляжу – по самые плечи в сугробе торчит далеко-о-о внизу. Это ж с какой высоты надо лететь, что бы тебя, как сваю, на полтора метра в плотный мартовский снег вколотило? Швырнули мы ему его сумки, помахали ручкой, дальше пошли. В снежной круговерти «на глазок» мне высоту определить было сложно, но вспоминая прыжок лейтенанта и время полёта его сумок, думаю, не меньше пяти метров он летел. Такой вот анекдотец.

Всё-таки основной путь к нам был по морю. Остров наш не в океанском безбрежье находился. Дельта Северной Двины это целая сеть речушек, проток, островков. Ещё несколько километров собственно по морю было. В летнее время фарватер был обозначен. Зимой добирались примерно тем же путем, на реках – по знакомым ориентирам, а на море дорога вешками обозначалась.

Помимо полкового транспорта нередко добирались с помощью местных жителей. Народ и армия и вправду были едины. Ну или хотя бы крепко дружны.
Иногда полковой оказии, чтобы добраться из Архангельска, приходилось дожидаться подолгу. То штормовое предупреждение, то поломка, то «в плане нет». Все мы знали заветные адреса в посёлках бесчисленных лесозаводов, в прибрежных деревеньках, куда можно было обратиться с просьбой довезти до Кумбыша. Какие же всё-таки замечательные люди эти поморские мужики! Иной поворчит, покряхтит, непременно посетует на нехватку бензина, чертыхаясь, дернет шнур старенького «Вихря»… и – день ли, ночь ли, погода иль ненастье, трезв ли сам или навеселе – везет безотказно. Всегда вспоминаю с теплотой этих чудных людей с их застуженными глотками, заскорузлыми руками-лопатами, грубоватыми присловиями и добрейшими сердцами. Испокон веков жили они в крепких просторных избах с дверями, не знавшими запоров, радушные и приветливые. И ещё. Не припомню случая, что бы на зимней дороге у одинокого прохожего не притормозила бы машина. Дивные были времена!

А теперь о поездках на наших катерах. Кораблики были – ничего себе, крепенькие и вместительные «Ярославцы», с приличным ходом.
Кучу разного груза могли взять, а уж народу в хорошую погоду – сколько ни посади. Специально никто не считал, но при нужде человек до тридцати за раз можно было перевезти. Тут главное – разместить всех не в одном месте. Другое дело, что такой необходимости почти никогда не возникало. Но, как говорится, не без исключений и, как всегда, не в лучшую из погод.
Конец октября – поздняя осень. Не по календарю, понятно, а по фактической погоде. На малых реках бакены с фарватеров уже сняты, навигация – только по основному руслу для больших судов. Для «маломеров» же – всё, прощаемся до будущей весны. Все редкие деревеньки затаились по тёмным берегам. Сообщение возобновится только уже по зимним дорогам. Затаиться должен был и наш Кумбыш. Ему до ледостава и полноценного зимника ждать ещё ого-го сколько. Море – не речка, солёное да волнистое, замерзать будет дольше. А потому до зарезу понадобилось сделать ещё пару рейсов с острова и обратно. Во-первых, что-то, как всегда, не успели завезти из продуктов и имущества, во-вторых, кто-то отправлял семьи на период бездорожья по домам или в отпуска засобирались, женщины хотели с детьми в поликлинику. К тому же, надо было вывезти демобилизующихся солдатиков. Так называемых «партий» традиционно на острове формировалось две. Нулевая – до ноябрьских праздников – убывала со всеми удобствами, катером. В неё попадали лучшие, дисциплинированные, сознательные, да и просто хорошие. Остальные зубами щёлкали до конца декабря и убывали на материк пешком, ледовая дорога для машин в это время ещё была не пригодна. В общем, ясно - бойцов с острова тоже надо было вывозить, оставить – себе дороже. Да и чисто по-человечески понятно парни отслужили, чего ж не отправить, если есть возможность?

Белое море на первый взгляд не кажется серьёзным – больших глубин не много, само по себе небольшое. Если штормит, то волна невысокая, хотя частая и какая-то злая. Любое море – не прудик в тенистом парке. Кто об этом забывает, может горько пожалеть, если, конечно, успеет.
Перед тем как затихнуть под ледовым одеялом море любит покуражиться, словно призывник, получивший повестку. На Кумбыше оно обычно со знанием дела разбирало остатки временного причала, слизывало и уносило всякие бережно забытые предметы, какие-нибудь кабельные катушки, металл, брёвна, старые лодки и т.п. Если получалось дотянуться, могло расколотить створные знаки, хотя до них расстояние в большую воду метров 30 от уреза.

В тот памятный денёк было ненастно, холодно, но море притихло.
Грузились на катер радостно, хотя не без сложностей. От причала остались лишь вкривь и вкось торчащие брёвна-сваи, да кое-где уцелевший дощатый настил. Бойцы с прибаутками скакали по торцам свай, женщины с оживлённым визгом карабкались по сходне с кузова грузовика. Разместились, можно отходить, чтобы до темноты по створам в нужный рукав попасть.
Не тут-то было. На Беломорье погода меняется вмиг. Неожиданно ветер переменился, катер навалило на причал, не отойти. Тыр-пыр – ни в какую. Волна разгулялась, бить стала по-серьёзному. Думали с отливом по течению отскочить, да только хуже вышло. Борт трещит, привальный брус – в щепу. Кое-как оттянулись и – здрасте вам – обсохли. Катер на мели, а учитывая наличие киля –хорошо так накренившись, и волна уже его валтузит, как Трезор забытый тапок. Делать нечего, народ надо снимать, пока прилив не начался. Вот же незадача, всего-то глубины у борта – «вам по пояс будет», до берега не дальше 15 метров, но девчонки за борт категорически не хотят. На палубе зацепились, кто - за что, только ещё «Варяга» не поют. Машиной уже не снимешь – зальёт. Придумали подогнать автокран из техбатареи. На крюк привесили петлю с беседочным узлом, так по очереди наших красавиц цирковым манером на берег доставляли.
Теперь, для полноты восприятия, вообразим всю сцену целиком. Тьма кромешная, в свете фар – только дождь со снегом. Волны, пена, брызги. Катер в темноте только по бурунам угадывается, там что-то орут, но что – не разобрать. У воды толпа тоже не безмолвствует, о чём здесь ор – также не понятно, наверняка ничего существенного. Рядом причал трещит и рассыпается, а в волнах стоит автокран «Урал» и, ревя захлёбывающимся мотором, ворочает стрелу. А наверху под стрелой – ногами в петле, руками за крюк – и тоже не молча, возвращается на берег очередная боевая подруга.
Представили? Согласитесь, у Спилберга не такая уж и богатая фантазия.

С воинами было проще – те вброд переправились, а детей ещё раньше на руках перенесли.
Думаете, этим всё закончилось? Ничуть, законы жанра незыблемы. К окончанию переправы вода уже прилично прибыла и разгруженный кораблик подвсплыл. Разгулявшееся море ещё чуток поиграло с ним, а затем так наподдало, что тот лёгким воланчиком пролетел над пляжем, плюхнулся в кусты и там до весны затих. Одновременно с этим были ликвидированы и убраны с глаз долой жалкие останки убогого причала. Теперь – занавес! Всем спасибо, все свободны.
О происшедшем доложили в полк, не слишком, впрочем, расцвечивая детали. Оттуда в дивизию и дальше в штаб армии прошел доклад, что в таком-то полку завершился навигационный завоз по плану такого-то года, все плавсредства законсервированы на берегу. Да и кому какое дело, что в Архангельске на кильблоках и под брезентом стоит всего один катер? А его «систершип» тоже на берегу, но на Кумбыше, лежит в кустах на боку, укрытый снегом.
С этим многострадальным судёнышком история могла бы и закончиться. О его дальнейшей судьбе мы особенно не печалились. Восстановить его ничего не стоило только руки приложить. Думали, летом его можно будет осушить, дырки в корпусе залепить эпоксидкой или цементом. Договоримся с портом те его «за ноздрю» отволокут в Соломбалу, где на славной «Красной кузнице» за неделю всё сделают, будет лучше новенького.

Однако в эти планы вмешался «высший разум». В начале лета принесла к нам нелёгкая какого-то чинушу из управления армии, и тот, не особенно вникая в суть дела, доложил командующему об этой непредвиденной зимовке катера. Ну, конечно, командарму только и забот, что разбираться где там и какой баркас на каком берегу валяется! Нам приказ: «Три дня сроку, катер спустить на воду». Вот так!
Приказы, как известно, не обсуждаются. Зато как они поставлены, так и будут выполнены. Собрали всех свободных от службы, за два дня вырыли канал.
На третий день положили поперёк канавы брёвна, приподняли катер и двумя ТЗМ-ками подтащили к воде. Принесли фотоаппарат и стали ждать прилива. Пришла вода, катерок гордо закачался на волне, мы, приученные к фотоконтролю, сделали несколько снимков и быстренько доложили о выполнении приказа.
Ещё через четверть часа, нахлебавшись через дыры, катер булькнул рядом с берегом и остался на долгие годы торчать из воды, как памятник…. Хотел написать: «человеческой глупости», да остановился. А если задуматься, таким ли уж безрассудным было решение гонять не имеющее навигационного оборудования судёнышко, рискуя попасть в такую переделку? Ведь если бы на период бездорожья к нам гарантированно один раз в неделю прилетал вертолет, разве бы помчались матери с ребятишками показать их врачам, прикупить что-то к зиме? И не сидели бы потом неделями в гостиницах чужого города, ожидая какой-либо оказии. Если бы возили эти вертушки не только оттопыривших губы «оказывающих помощь» представителей управлений, а привозили свежие продукты, лекарства и почту. Кто бы знал, каково это читать письма двухмесячной давности и листать газеты с той же давности новостями? А ещё открывать посылки с протухшими гостинцами? Я уже не говорю о необъятном перечне всего необходимого продовольствия, вещевого и технического имущества, начиная от куска мыла и поварского колпака и кончая ЗИПами и припоем для паяльников.

Моя служба начиналась в радиотехнических войсках, знаю, что по сравнению с их подразделениями на Колгуеве, Новой Земле, Земле Франца Иосифа наше расположение было куда как более удобное. Только в РТВ тыловое и техническое обеспечение было налажено с учетом специфики дислокации, а нас снабжали по принципу: «Кое-что мы вам подбросим, остальное завезёте сами». Да и этот централизованный завоз, если вспомнить…. Вот, к примеру, вспомнилось. Такая проза жизни – уголёк. Его нам на год присылали 60 тонн «рядового воркутинского». Ну, сгрузят нам его на бережок, а, самое большее, через сутки на его месте только черный песок останется, да чумазые тюлени будут фыркать и чихать – за два отлива всё снесёт. Чем вывозить? Из грузового транспорта –только бортовой ЗиЛ-157, это тонны две лопатами накидать, до котельной довезти, там лопатами сбросить. На месяц работы. Знаете, чем ещё возили? Антенными прицепами – лёгкими такими тележками, предназначенными для бережной транспортировки ажурных решёток. А мы на них – уголь! До сих пор вспоминаю, как Коля Енко, наш зам. по вооружению, каменел лицом, слыша, как трещат и буквально стонут эти изящные «углевозы».
Так то уголь, его по плану северного завоза присылали. Большую часть необходимого доставляли самостоятельно.

Это я чуть отвлёкся, извините. Так вот о вертолётах и катерах. Было ли оправданно и необходимо отправлять в такую погоду наших «дембелей»? А это уж как посмотреть. Бойцы у нас не видали ни увольнений, ни культпоходов – этих маленьких солдатских радостей. Отпуска – явление редкое, а хорошего специалиста, как правило, и заменить было не кем – то боевое дежурство, то начало учебного года, то итоговая проверка, то полигон. Так два года для него и пролетят. Так что единственное, чем можно было отблагодарить их, честно отслуживших, только отправкой с «нулевой партией».

Можно ли сетовать на гнев командарма? Вовсе нет. В зоне ответственности 10-й отдельной армии ПВО – вся европейская часть советской Арктики, да на суше территория – с треть западной Европы. Такое рядовое происшествие даже секунды его внимания не должно было занимать. Получив некорректный, как сейчас бы назвали, а по сути – лживый доклад, он принял решение, распорядился и должен был забыть о том. Не забыл. Когда вся эта история с затоплением закончилась, командарм передал в полк свой персональный катер, мы его называли «адмиральским». В его полированном и лакированном кокпите мешки и ящики мы уже не возили, зато ездить стало не в пример удобнее. А вот плановых полётов мы так и не дождались.
Так памятником чему остался вытарчивающий из воды истерзанный кораблик? Может, не памятником, а напоминанием, что с природой надо считаться всегда и не воображать себя её повелителем. А с морем – так вообще никогда шутить нельзя.

Когда стало очевидно, что с этим «шипом» покончено, его по-быстрому «рассувенирили». Якорь и цепь украсили площадку перед казармой, а в офицерских квартирах на стенах разместились спасательные круги и штурвалы. У меня до сих пор дома украшает прихожую штурвальное колесо. Теперь уже, как воспоминание.

В основном наши морские путешествия проходили без особых эксцессов. Могли, конечно, и в штормец попасть, могли по тёмному времени заблудиться, на мелях, бывало, сидели, но, при соблюдении ряда непреложных правил, рейсы на больших катерах трудностей не представляли. Сложнее было с переездами на маленьких катерочках, на моторных лодках. Все эти «Казанки» и «Прогрессы», даже крылатая «Обь» или респектабельная «Сарепта» безопасности не гарантировали. Весь парк отечественного «маломера» производился для плавания по рекам и небольшим озёрам. Морская прогулка на таких судёнышках могла закончиться неожиданно быстро и весьма плачевно.

Существовал ещё способ добраться до острова. Воинское братство и настоящая дружба связывали нас с морскими пограничниками. Их катера несли службу в акватории порта, а ещё была у них позиция недалеко от нас, у приемного буя. Мы их угощали своим вкуснейшим свежевыпеченным хлебом, давали грибов, ягод, рыбки, а они частенько подбрасывали нас в город или обратно. Нормальные хорошие отношения!
Северная природа запомнилась своей неброской суровой красотой. А бывали и роскошные в разгар короткого лета дни, просто поражающие буйством красок, когда синева неба и воды сливаются на неразличимой линии горизонта, солнечные блики слепят глаза и золотятся песчаные отмели маленьких островков. Однажды почти вплотную к нашему борту всплыла громадная белуха, какое-то время провожала нас, а затем довольно приветливо отсалютовала нам хвостом. Видите? Не только одни неприятности сопровождали нас в наших странствиях.

На поездках по «жидкому» морю я подробно остановился для контраста с рассказом о езде по морю «твёрдому». «Твердело» оно, как правило, уже в ноябре, но из-за частых приливов и отливов дорогу можно было проложить только через месяц. Первыми начинали ездить рыбаки из приморских деревень на санях, на «Буранах» и ещё на таком средстве передвижения под названием «Кенгуру». На мотоцикле устанавливалась задняя ось, надевались колёса из тракторных камер, спереди укреплялась лыжа. Это самое простое устройство «Кенгуру». Правда похоже на австралийского жителя? Были механизмы покрупнее и посложней – 2-х и 3-хосные, иные – с кабинками. По льду, по насту неслись они с невообразимой резвостью. Примечательно то, что залететь в полынью на них было не опасно – камеры создавали хорошую плавучесть. Всеми перечисленными видами транспорта мне довелось воспользоваться не по одному разу, но самыми захватывающими были «ралли» именно на этих самоделках. Надутые до звона и обмотанные изолентой баллоны на неровностях подбрасывали так, что не знаешь за что покрепче ухватиться. Так и скачешь от тороса до тороса. Одно слово – кенгуру!

Автомобильная трасса начинала работать с января. Вот уж на ней попыхтеть приходилось. Бывали счастливые времена, когда стояли бесснежные морозные деньки. Тогда по льду свистели, как по взлётной полосе. До материка за какой-то час с небольшим добирались. Тогда в командировки, на всякие совещания, согласования, занятия, соревнования все ездили с удовольствием и охотой. Но чаще дорога была другой и запомнилась она застругами и рытвинами, торосами до 2-х метров, рыхлым или мокрым (один дьявол!) снегом, настом, острым, как битое стекло, сидящими на мостах машинами, откапыванием, толканием-раскачиванием, буксировкой и прочими «прелестями» зимней дороги. Это хорошо в лесу, на какой-нибудь лежнёвке застрять. Там хворосту, лапника навалить можно под колёса. Или дождаться кого, кто мимо ехать будет. А на море чего ты под колёса кинешь, кого дождёшься?

Как-то один умник, начитавшийся героических книжек, спросил, отчего, дескать, мы шинели не догадывались под колёса подкладывать.
Ты – говорю – фронтовую полуторку с гружённым ЗиЛом не сравнивай. Ему что шинель, что платочек носовой – зажуёт и отбросит. Да и посмотрел бы я на тебя при минус 30, на ветру и без шинели.

На этой дороге нас могла ждать ещё засада в виде промоин, появляющихся на мелководье, и полыней, которые появлялись вообще не понятно почему. Прикрытые тонкой плёнкой и занесённые снегом, они становились заметными, только когда в них окажешься.

Ну и самое неслабое впечатление оставила о себе трасса, залитая водой. Правильней сказать, водой покрывалось всё пространство до горизонта. В марте-апреле снежный покров на льду таял и вода полуметровым слоем заливала всё вокруг. При этом лёд оставался толстым и прочным, так что машины при необходимости мы отправляли без сомнений. Но зрелище, я скажу, не для слабонервных. Льда под слоем воды не видно, и тревожное ожидание, что сейчас автомобиль перестанет изображать из себя пароход, а отправится прямиком на дно, присутствовало постоянно. Поэтому езда с открытыми дверцами и стоя на подножках была привычным аттракционом. И очень запоминающимся. Моей жене, например, лет двадцать потом ещё снились эти поездочки.

К середине апреля лёд разламывало, он разрыхлялся, трескался и вода исчезала. Это был сигнал, что шутки кончились, с поездками пора заканчивать. До лета всякое сообщение прекращалось.
Приходилось ходить и пешком (50 км, какие пустяки!) и ездить в санях, коченея от холода. Но рассказать хотелось ещё вот о чём.
Думаете мы только корабли топить умели? Машины тоже!

Ехал как-то Коля Енко старшим машины, вёз на остров с десяток бойцов. Была середина зимы, дорога вполне приличная. А тут Белое море сыграло ещё одну шутку. Про частые приливы и отливы я уже упоминал. Так вот в силу этого в определённых местах образовывалось два ледяных покрова – по уровням большой воды и малой. Никогда б о таком не знали, если бы Колина машина не ушла под лёд. Не пугайтесь, не сразу. Машина не танк, тонет не сразу, но клювом щёлкать не рекомендуется. Ребята и не прощёлкали, выскочили резво, ног не замочив. Снарядили экспедицию вытаскивать утопленницу. Повезли доски, брёвна, тросы…. Думаю, объяснять не надо, что всё равно ничего не получилось, зато впечатление осталось.
Оказалось, что наша «хозяйка» ухнула под верхний слой льда и встала на нижний. Во время отлива можно было спуститься вниз. Картина непередаваемая! Сверху из пролома солнце освещает грузовик, который стоит между причудливых столбов и изогнутых стен. Всё это, скруглённое и перекрученное, теряется в зеленовато-сером сумраке, повсюду капает и журчит вода, сплошное потрескивание, шуршание, шлепки. Зрелище фантастическое и совершенно нереальное. Фотоаппаратов мы с собой не носили, да и тогдашней техникой навряд ли можно было б это заснять, так что поверьте на слово.
Стало ясно, что после морской воды машину уже не восстановить, всё, что можно было, с неё сняли и оставили до лета – никуда уже не денется. После ледохода выяснилось, что «хозяйка» оказалась на мелководье, и во время отлива картина была не менее удивительной. Посреди водной глади, погрузив колёса, крылья и раму, стоит армейский неубиваемый 157-й, как будто ему здесь и место. Проплывающий мимо гражданский люд только дивился способностям военных неожиданно оказываться в любой точке Земного шара, на любой технике, даже для этого не предназначенной.

Потом было ещё одно представление. В Советской Армии можно было раскурочить любой агрегат. Главным после данной процедуры было представить результаты этой работы, той или иной степени сложности, авторитетной комиссии, которая составит соответствующий акт. Тарантас надо было вытаскивать с необычной стоянки. Автомобили по морю ездить не должны, по морю ходят пароходы. Не вопрос, исправим! После недолгих переговоров, рассмотрев аргумент в виде банки спирта, капитан буксира приступил к расчистке акватории. Завели трос толщиной с хорошее бревно, зацепили, потянули. Выглядело так. По фарватеру прёт здоровенный морской спасатель, за ним тилипается крохотная, как коробочка, наша «хозяйка». Нырнёт, пробежится сколько-то, потом выскакивает пробкой, чтоб рассказать, чего там увидела. Расскажет и – снова вниз, за новыми впечатлениями.
Вот такие «картинки с выставки». То машинами корабль таскаем по суше, то – кораблём машину по морю.

Всякие чудеса не у одних нас происходили. Мирное население тоже старалось не отставать в создании ситуаций, становившимися потом анекдотами для всей округи. Такой был случай.
Отправились несколько друзей на подлёдный лов. Ехали на «Запорожце» по речке, ехали-ехали, в полынью заехали. Ребята молодцы! Из тесной машины в тулупах и валенках мигом эвакуировались, даже короб с водкой не забыли. Понятно стало, что на сегодня с рыбной ловлей не заладилось, предстоит другая рыбалка надо машинку вылавливать. Сделали зарубку для приметы, воткнули ветку на нужном повороте и побрели искать деревню, чтобы в ней искать трактор. Деревню нашли. Утро выходного дня, пейзане отдыхают. Пока искали тракториста, пока похмеляли, пока искали того, кто помнит, где вчера оставили трактор, а, опохмелив и этого, искали уже сам трактор, пока заводили да ехали, шло время. Пока время шло, в ту же полынью угодила другая группа товарищей. С тем же результатом. Сами спаслись, водку спасли. Машину, само собой, проводили с грустным вздохом. «Москвич», между прочим. Дальше всё установленным порядком: веточка, зарубочка, поход в деревню – ту или другую – поиски механизатора, его трактора…. Дело это, понимаете сами, не минутное – найти, уговорить, опохмелить… etc.

В этот временной промежуток первооткрыватели полыньи с разогретым трактористом и сами разогретые приступили к спасательной операции. Определили, уж не знаю по какому принципу, главного исполнителя, тот нырнул, на ощупь зацепил-замотал, вынырнул, растёрся, ещё принял «для сугреву». Ну, помолясь, начали. Тянут потянут, вытянули! … … Ни фига себе уловчик! Луп-луп глазами. Точно помнят, что топили оранжевый «Запорожец», а вытянули наверх зелёный «Москвич». Ничего не понимают, оглядываются, вспоминают приметы. Как всегда, ищут виноватого. Виноватый, как всегда, не соглашается –вот, мол, зарубочка, а вот и веточка.

Тут как раз др-др-др прибыла 2-я группа спасателей, в таком же состоянии и полная решимости. А здесь такая удача – машинка-то уже поднята. Стоит, истекая последними ручейками и покрываясь ледяною коркой.
О, мужики, спасибо, с нас причитается, ща нальём!
Какое спасибо? Где наша машина?! Мы её здесь топили. Это наша полынья!
С чего это ваша вдруг?! Наша!! Вот веточка! А вон – зарубочка!
А вон наша зарубочка! А вот наша веточка!
1-я группа, ради справедливости, готова спихнуть «Москвичонка» обратно и идти искать другую полынью, где «Запорожцы» ловятся. 2-я команда, ради здравого смысла, предлагает воздержаться от торжества справедливости.
Нашёлся-таки кто посообразительней, предложил пошуровать в полынье слегой. Нащупали. Снова назначили виновного, естественно, того, кого перед этим назначали исполнителем:
Ты что, совсем дурак?! Зелёный «Москвич» от оранжевого «Запорожца» отличить не можешь, дальтоник!
За дальтоника ответишь! Там же не магазин что было, то и взял.
В общем, «исполнитель», он же «виновный», остался прежний.
«Запорожец», как и ожидалось, оказался ровно на том же месте, только чуть глубже – «Москвич» ему на крышу сел.
Хорошо, что водку сразу спасти успели. Обмыли, как водится, помирились, побратались, расстались довольными. Всех довольней и пьяней был «виновный», он же «исполнитель». Главное, что и не простудился.
Тем не менее, главные фокусы на этих дорогах и перепутьях проделывали всё же мы, защитники Отечества. У нас и круг возможностей был пошире, и, соответственно, способов их использования побольше. Вот ещё одно легендарное событие.
О том, как самопроизвольно стартуют с пусковых установок дежурящие ракеты, известно хорошо. Необычные случаи, но объяснимые. Либо из-за грозовых разрядов, либо из-за накопления статического напряжения происходило срабатывание стартовых двигателей. А вот в нашем полку в целях усиленного запугивания и окончательного запутывания вероятного противника умудрились произвести пуск, не заряжая ракету и даже не с позиции, а прямо «с колёс», на марше. Было так.

Два из четырёх огневых дивизионов полка размещались в местах диких и малообитаемых. Наш – на Кумбыше, а другой – тоже у чёрта на задворках, в деревне Лапоминке. Дорога туда такая же – летом «жидкая», зимой ледовая. Такой же остров, только посреди тайги. Поехали оттуда за новой ракетой, не так, как мы в предыдущем рассказе про «кольцевые гонки», а более безалаберно –всего одной ТЗМ, да ещё и без тента.
«Изделие» погрузили, друзья из технического дивизиона дали им напрокат брезент и своей машиной сопроводили, но только по городу и по шоссе. При съезде на зимник расстались и брезент свой забрали, понимая, что в Лапоминку только отдай хрен потом чего получишь.
Дорога петляет – то лесом, то речкой, по виду неотличимо. Ребята ракету тащат, как на параде, голенькую. Ёлочки-сосёночки её оглаживают, та – довольная лежит, статику накапливает. Недолго набирала, у неё стартовое напряжение 12 вольт всего. Спасло дураков то, что дорога делала поворот, тягач повернул, а прицеп ещё нет. Тут родимая и «взяла низкий старт».
Шандарахнуло так, что ТЗМ-ка и прицеп с той же скоростью, но в другом направлении полетели сосны пересчитывать. Из-за погоды окна в кабине были закрыты – тоже удача. Всё случилось мгновенно, те даже обгадиться не успели, потому как не поняли ничего. Кабина вся закоптилась, колёса обгорели, а кран-балку в спираль закрутило.
Вот, кажется, и всё. Все живы – здоровы, заиками не остались. И «двадцаточка», красотка, поработала в народном хозяйстве – показала местному леспромхозу как надо просеки прокладывать. Такие вот легенды.

Нет, ещё не всё! Снова о катере несколько слов.
Напросились как-то к нам на Кумбыш киношники. Не совсем к нам, мы им – до фонаря были, они документальную картину про какой-то редкий вид гусей делали. Поплавали вокруг, поснимали, выпили, уехали. Мы про них и забыли. А где-то в конце 80-х вышел очередной художественный фильм о Великой Отечественной войне. Назывался он, если не ошибаюсь, «Жил отважный капитан» или, может, «Был…», не помню точно, но что-то в этом роде. Действие фильма происходит в северном портовом городе. Там моряк на маленьком кораблике совершает подвиг, а в заключительном эпизоде отдаются почести остову этого погибшего корабля. Как в известной сказке: « Плывут пароходы –привет Кибальчишу!». Смотрим – глазам не верим. Ну, точно – наш катер, такой родной, весь обшарпанный, избитый, стоит эдак, героически накреняясь. Весь эпизод смонтирован, занимает несколько секунд, но нам ли не узнать знакомый ландшафт? Так что и впрямь катерок-то наш стал памятником.
Вот теперь всё.

Мы — «Военное обозрение

Мореходы на БТР-50

Неумеющий плавать

Легенды острова Кумбыш

Легенды острова Кумбыш ч.2 . Кольцевые гонки