В современном мире позиции конкретного государства в мировой экономике, культуре, а соответственно и в политике, во многом определяются тем, насколько эффективно функционирует система образования. Человеческий капитал в последние десятилетия превратился в наиболее ценный ресурс, распоряжение которым «по уму» гарантирует стране экономическое процветание и всестороннее укрепление позиций на мировом уровне. Это прекрасно понимает руководство всех развитых стран мира, рассматривая сферу образования в качестве стратегически важной для развития и укрепления потенциала государства.
Болонский процесс и Россия
Реформы образования, начатые в Российской Федерации еще в конце 1990-х гг., формально были ориентированы на то, чтобы повысить уровень, качество и востребованность российского образования в мировом масштабе, соответственно содействуя и повышению престижа страны в международной политике. Идеологи реформирования российского образования подчеркивали, что потребность в модернизации деятельности отечественных высших и средних учебных заведений вызвана необходимостью более полной интеграции России в мировое сообщество, в том числе и в сфере образования. Именно в этот период распространилось представление о мировом образовательном пространстве как о своеобразном «рынке услуг», на котором свободно конкурируют между собой конкретные государства и образовательные учреждения, привлекая студентов, преподавателей, научных работников более выгодными условиями учебы и труда, более высоким качеством преподавания и научных исследований. Естественно, что перед российским государством была поставлена задача по повышению конкурентоспособности системы отечественного высшего и среднего образования в мировом масштабе. С решением этой задачи связывались перспективные успехи Российской Федерации в экономике, науке и технологиях, культуре и искусстве. Однако реальность оказалась значительно дальше от тех радужных перспектив, которые рисовали сторонники реформирования системы образования.
Еще в 2012 г. Государственной Думой Российской Федерации был принят Федеральный закон «Об образовании», в котором закрепляется дальнейшая интеграция российской системы образования в мировое образовательное пространство. Как известно, с начала 2000-х гг. российское высшее образование реформируется в соответствии с принципами Болонского процесса. Болонский процесс, как раз, и ставит задачу интеграции образовательных систем отдельных европейских государств в единое образовательное пространство. В основе стремления к интеграции систем образования Европы изначально стояли две цели — обеспечение дальнейшего строительства «единой Европы» и повышение конкурентоспособности европейских систем образования по сравнению с США и Японией. То есть, приведение европейских вузов в соответствие принципам Болонского процесса осуществлялось не только с целью совершенствования самой системы образования, но и с целью укрепления политических и экономических позиций Европейского Союза. Известно, что единственными достойными соперниками стран Евросоюза в экономическом и культурном отношении, в настоящее время, являются США и ряд наиболее развитых стран Восточной Азии (Япония, Южная Корея, а в последнее время — и КНР). В Российской Федерации реализация программы Болонского процесса в сфере образования первоначально ставила перед собой следующие задачи: повысить общее качество предоставляемых образовательных услуг, ориентировать предоставляемое высшее и среднее профессиональное образование на практику, повысить мобильность студентов, научных работников и преподавателей, унифицировать присуждаемые квалификации и ученые степени, чтобы они могли беспрепятственно котироваться за рубежом, сформировать систему кредитования для получения образования (по образцу европейских государств).
Интернационализация образования
Стремление повысить мобильность студентов и преподавателей было вызвано происходящими процессами глобализации. Экономическая глобализация предусматривает возможность трудоустройства в иностранных и транснациональных корпорациях. Соответственно, интернационализируется не только рынок труда, но и рынок образовательных услуг. В Средние века по Европе перемещались бродячие студенты, а сегодня «мобильные» студенты, аспиранты и преподаватели могут легко менять одну страну обучения или работы на другую, заключая контракты и переходя из вуза в вуз. Другое дело, что российские высшие учебные заведения пока не обладают привлекательностью для большинства иностранных студентов и, тем более, преподавателей. Объясняется эта непривлекательность скорее не низким качеством предоставляемого образования, а недостаточным финансированием учебных заведений, отсутствием развитой материально-технической базы, неудовлетворительной организацией социально-бытовой сферы. Поэтому более обеспеченные и перспективные студенты — не только из развитых стран, но и из стран «третьего мира», в Россию не едут, а предпочитают получать образование в США или странах Западной Европы, пусть даже там и выше цены на образовательные услуги. Сомнительно, что реформы российского образования приведут к внезапному и резкому росту его популярности среди студентов из других государств. Тем более, в том виде, в котором они осуществляются. Интернационализация образования оборачивается утратой богатых национальных традиций высшей школы, которая, хоть и не укладывалась в рамки «европейских стандартов», но на протяжении столетия готовила прекрасных специалистов высокой квалификации. Однако в угоду «интеграции в глобальное образовательное пространство» сегодня происходит постепенное разрушение тех сложившихся методов и механизмов образования, которые складывались на протяжении семи десятилетий существования Советского Союза и уходят своими корнями еще в дореволюционную эпоху.
Большинство иностранных студентов прибывает в Россию из стран "третьего мира"
По мнению сторонников реформы российского образования, за «интеграцией в мировое образовательное пространство» должны последовать и повышение качества российского образования, и обеспечение его доступности широким слоям населения, и рост открытости российской системы образования, и занятие достойных позиций на мировом рынке образовательных услуг. Как известно, прежде всего, в соответствии с принципами Болонской системы, в российских высших учебных заведениях был осуществлен переход на двухуровневую модель высшего образования. Официально этот шаг объяснялся необходимостью признания российских дипломов о высшем образовании в европейских странах. Так как в европейских государствах действует двухуровневая система высшего образования, российские дипломы специалистов вызывали многочисленные вопросы у сотрудников служб персонала, образовательных учреждений, то есть — прямо препятствовали российским абитуриентам и соискателям рабочих мест. Ведь европейские службы персонала, ориентированные на работу с бакалаврами или магистрами, не всегда могли сделать правильный вывод о том, как использовать конкретного специалиста, куда отправлять его на работу — на должность, требующую квалификации бакалавра или магистра. Теперь в вузах есть бакалавриат и магистратура, тогда как ранее был только специалитет и учреждения высшего профессионального образования выпускали категорию специалистов. В 2013 г. вступил в действие обновленный Федеральный закон «Об образовании», согласно которому в России официально закрепилась трехуровневая модель высшего образования — бакалавриат, магистратура и послевузовская подготовка кадров высшей квалификации. При этом, традиционные для России ученые степени кандидата и доктора наук пока сохранены, хотя стандарты Болонской системы не предусматривают существование степени кандидата наук и, соответственно, у российских кандидатов могут возникать сложности при признании их степени за рубежом. Но соответствие дипломов и степеней — далеко не единственная и, к сожалению, не главная проблема, стоящая перед отечественной системой образования. Модернизационные изменения в жизни российской высшей школы привели к появлению целого ряда серьезных проблем и противоречий, которые, по мере дальнейшего углубления реформы образования, только растут и порождают новые проблемы.
Сокращение профессоров — удар по вузам
Во-первых, речь идет о сокращении высших учебных заведений. Это сокращение в административных кругах почему-то называют оптимизацией, повышением эффективности вузов, хотя даже непрофессионалу очевидно, что повысить эффективность вузов, увольняя наиболее квалифицированную часть преподавательского состава — профессоров, невозможно. Напротив, за увольнением профессоров неизбежно последует снижение общего качества преподавания. Если преподаватели без ученой степени или кандидаты наук считаются более высококачественными специалистами, чем доктора наук, то о чем тогда речь? К чему тогда вообще вся иерархия ученых степеней и званий? Представляется, что подлинная причина этой «оптимизации» за счет сокращения профессорских ставок и количества профессоров в вузах — пресловутая экономия денежных средств. Проще уволить трех профессоров, на зарплату одного из них оставив трех доцентов или старших преподавателей, которые, вдобавок, возьмут на себя преподавательскую нагрузку за еще двух уволенных, чем платить высокую зарплату профессорам. Но ведь страдает от реализации такой модели, прежде всего, само образовательное учреждение. Страдают студенты, которые не получат качественных знаний и не смогут, впоследствии, трудоустроиться по специальности или полноценно исполнять свои обязанности на рабочем месте. Конечно, открыто никто не говорит о сокращениях в вузах. Работников высших учебных заведений просто «не проводят» по конкурсам, после чего отказываются заключать контракт с «не прошедшими конкурс» преподавателями. Способов отказать в продлении контракта много — и один из них как раз и связан с пресловутой «интернационализацией образования». Это — обязательное требование иметь публикации на иностранных языках в иностранных журналах. На первый взгляд — дело нужное, ведь публикации в иностранных журналах повышают рейтинг российского образования в мировом масштабе. Вроде как. А на деле? Почему профессор или доцент (условно) Урюпинского заборостроительного института должен иметь публикации в британских или французских журналах? Разве без публикаций своего научного руководителя на английском или французском языках его выпускники не смогут строить заборы в родном Урюпинске?
кто будет готовить школьных учителей для сельской местности в случае закрытия провинциальных педагогических вузов?
Задачей российского государства в первую очередь должна быть не интернационализация образования, а обеспечение базовых потребностей страны в специалистах — врачах, инженерах, учителях, бухгалтерах, юристах и так далее. Для этого в советское время и была создана разветвленная система высших учебных заведений, готовивших квалифицированных работников для самых разных отраслей экономики, науки и культуры. В 1990-е годы, несмотря на экономические сложности, которые испытывало российское государство, высшее образование находилось в гораздо лучшем положении, чем сейчас. Росло количество учебных заведений, число студентов. Пусть даже далеко не все из выпускников вузов получали возможность трудоустройства по специальности, но они приобретали определенные знания, навыки. С другой стороны, в системе образования было трудоустроено огромное количество российских граждан — причем речь идет не только о профессорско-преподавательском составе вузов, но и о многочисленном обслуживающем персонале, в том числе о технических специалистах младшего уровня. Ведь химические, физические, технические факультеты, медицинские институты сложно представить без технических работников, лаборантов. В условиях современной «оптимизации» все они отправляются «на улицу». Конечно, кому-то повезет устроиться по специальности, но ведь большая часть увольняемых, скорее всего, покинет систему образования. А что потом? Депрофессионализация? Очередные продавцы, таксисты, разнорабочие с дипломами о высшем образовании и даже кандидатскими степенями, составляющие конкуренцию выходцам из бывших советских республик?
На самом деле, сокращение вузов в интересах повышения их «эффективности» — очень опасная затея. Далеко не все российские вузы нуждаются в международном признании — хотя бы, просто в силу специфики подготавливаемых ими кадров. В провинции существует большое количество педагогических, медицинских, сельскохозяйственных, технических высших учебных заведений, которые готовят специалистов для конкретных областей экономики. В этих вузах также работает профессорско-преподавательский состав, который справляется со своими обязанностями по подготовке учителей провинциальных школ, врачей, агрономов, инженеров, ветеринаров и так далее. Есть ли смысл нагружать преподавателей дополнительными обязанностями и требовать с них соответствия международным стандартам? Ведь в случае увольнения этих преподавателей готовить педагогические, медицинские, инженерно-технические кадры для провинции будет некому. Соответственно, мы увидим и сокращения количества школ, поликлиник и больниц, и усугубление оттока трудовых ресурсов из провинции, поскольку более-менее активные и молодые преподаватели не перейдут в другие сферы деятельности, а скорее покинут небольшие города и устремятся в столицу. Еще одним спутником сокращения вузов станет рост безработицы, в том числе — количества безработных профессионалов высокой квалификации, какими являются преподаватели высших учебных заведений. В контексте постоянных заявлений высших руководителей российского государства о необходимости развития инфраструктуры в сельской местности, о повышении рождаемости и улучшении качества человеческой жизни в современной России, направленные на ослабление системы высшего образования в провинции мероприятия выглядят, мягко говоря, странно. По сути дела, они являются вредительскими, направленными на подрыв экономики и, следовательно, национальной безопасности российского государства.
Как отмечает академик, профессор, доктор педагогических наук Сергей Комков, «В 2014 году продолжился кризис в системе высшего профессионального образования. Мы наблюдаем сегодня его фактическое уничтожение. Так называемые рейтинги ведущих вузов страны и определение «критериев эффективности» их деятельности, придуманные Минобрнауки и Рособрнадзором, привели к массовому закрытию региональных вузов, готовивших отраслевых специалистов на региональном уровне. Все это происходило на фоне продолжающегося процесса уничтожения системы начального и среднего профессионального образования. (Комков С. «Нас всех учили понемногу» // http://www.regnum.ru/news/society/1881456.html).
Университет становится «рабом рынка»
Второй важнейшей проблемой, которую ставит перед российской системой высшего образования его т.н. «модернизация», является подчинение университетов интересам рынка. В общественном сознании, с помощью средств массовой информации и части представителей профессорско-преподавательского состава российских вузов закрепляется представление о системе образования как о «рынке услуг», хотя в действительности система образования — не «рынок», а важнейший государственный институт, который должен регулироваться и контролироваться государством, а не рыночными законами. Целый ряд специальностей может быть мало востребован на рынке труда, особенно на международном уровне, но это не означает, что по ним следует прекращать подготовку специалистов. Есть базовые профессии, являющиеся ядром культуры государства — к примеру, профессия библиотекаря или музейного работника, малооплачиваемая и, по большому счету, малопрестижная. Но отказаться от библиотек и музеев — значит отказаться от своей культуры и истории, поэтому сохранение самого государства требует и сохранения соответствующих специальностей в вузах, пусть они и будут исключительно дотационными, неукомплектованными полностью, не показывающими серьезных успехов в мировом масштабе. Целый ряд специальностей должен готовиться государством, невзирая на их «популярность» и востребованность на международном рынке труда. В первую очередь, к ним относятся работники социальной инфраструктуры, промышленности, сельского хозяйства. Конечно, нет ничего плохого в том, что вузы ориентируются сегодня на подготовку востребованных экономикой специалистов. Но именно в задачи государства входит организация контроля над вузами с целью недопущения их полного подчинения коммерческим интересам, превращения вузов в подготовительные учреждения для конкретных корпораций.
Доцент МГИМО Ольга Четверикова утверждает, что «происходящая реформация обусловлена борьбой за обеспечение конкурентоспособности вузов, битвой за финансы. Если учебное заведение хочет получить соответствующее финансирование, оно вынуждено подстраиваться под эти новые требования. И в итоге целью обучения становится не формирование развитой, образованной личности, а подготовка узких специалистов, способных конъюнктурно, как менеджеры, реагировать на ту или иную реальность, потребность и, соответственно, встраиваться в ту систему управления, которая у нас существует: корпоративную или государственную. В основном, конечно, реформация нацелена на систему корпоративного управления, вплоть до того, что создаются кафедры, финансируемые отдельными бизнес-структурами, которые в течение четырех лет готовят нужных им людей. И такой человек впоследствии уже вряд ли выберет деятельность в иной сфере, поскольку он привык мыслить в определенном ключе» (Четверикова О. Переход духовных школ на Болонскую систему — серьезнейший удар по богословскому образованию // http://www.blagogon.ru/).
Для системы высшего образования следовать за конъюнктурой рынка труда — дело весьма неблагодарное. Ведь высшее образование в России получают 4-6 лет. Это достаточно большой срок, за время которого спрос на определенные профессии может упасть, а то и вообще исчезнуть. Соответственно, поступая на рыночно востребованную специальность, 17-летний абитуриент не имеет представления о том, будет ли он трудоустроен через несколько лет, когда в 22-23 года придет в отдел кадров корпорации или учреждения. Высокий динамизм, присущий и экономике, и культуре современного общества, обусловливает стремительные изменения в шкале приоритетов, в том числе и в сфере высшего образования. Поэтому в данном случае имеет смысл не столько сосредоточение вузов на рыночно востребованных специальностях, сколько сокращение срока обучения по ряду направлений. Там, где профессиональные обязанности требуют конкретных навыков, которые можно усвоить за 2-3 года обучения, не имеет никакого смысла держать студента в вузе на протяжении пяти или шести лет. За это время профессия может потерять популярность, а студент потеряет годы своей жизни на обретение специальности, не востребованной на рынке труда. Краткосрочные и долгосрочные курсы, колледжи с двухлетним и трехлетним обучением — лучший выход из ситуации, позволяющий достаточно оперативно реагировать на изменения на рынке труда и выстраивать в соответствии с ними образовательную политику. Приспособление же фундаментальных факультетов к нуждам рынка труда лишь в негативную сторону сказывается на качестве обучения, на мотивации студентов. Тем более, оно оставляет в заведомо проигрышном положении те специальности, которые не могут существовать без финансирования и организационной поддержки со стороны государства, а это — практически все направления гуманитарного профиля, плюс значительная часть естественнонаучных и точных дисциплин.
С «интернационализацией» образования тесно связана и проблема «утечки мозгов». Как известно, Россию за последние два десятилетия покинули сотни тысяч молодых и перспективных специалистов, обладающих высокой квалификацией в самых разных областях. Физики, биологи, химики, врачи, невостребованные на родине, оказались нужными в Соединенных Штатах Америки, странах Западной и Восточной Европы, в Китае. Их привлекли, в первую очередь, более выгодные зарплаты, а также условия труда, значительно отличающиеся от российских. Теперь, когда государство перевело образование на Болонскую модель, ликвидировав, тем самым, различия между отечественными и европейскими уровнями высшего образования, фактически облегчилась задача по дальнейшей эмиграции русских специалистов за границу. Если прежде у многих из них возникали опасения относительно востребованности российских дипломов о высшем образовании или ученых степеней в других государствах, то теперь дипломы приведены к единому образцу. Значит, намного проще стал процесс устройства на работу и учебу в зарубежные корпорации, учебные заведения, научно-исследовательские организации.
Как ни странно, но «повышению эффективности» российского образования почему-то способствует общее снижение качества знаний выпускников российских вузов. Последствия введения Единого государственного экзамена российское высшее образование расхлебывает уже сейчас — в вузы прошло большое количество абитуриентов, которые вряд ли смогли бы сдать вступительные экзамены до введения ЕГЭ. Но и попав в высшие учебные заведения, студенты сталкиваются с перегруженными и уставшими преподавателями, с администрацией, основное внимание уделяющей организации праздников, спортивных состязаний и участия студентов в массовых мероприятиях. При этом становится сложно отчислять студентов за неуспеваемость, поскольку на рейтинг преподавателя влияет и количество обучающихся, и количество защитивших дипломы. Сотрудники высших учебных заведений рассказывают, что представители администрации в период сессии просто заставляют их проставлять удовлетворительные оценки практически всем студентам, вне зависимости от их реальной успеваемости и уровня знаний.
Без воспитания — никуда
Еще одна крайне серьезная проблема — утрата воспитательных функций отечественного образования в процессе его модернизации. На протяжении длительного времени именно образовательные учреждения брали на себя значительную часть функций по воспитанию подрастающих поколений, разделяя воспитательные функции с официальными молодежными организациями. После роспуска ВЛКСМ российское государство так и не смогло сформировать жизнеспособную молодежную организацию, деятельность которой охватывала бы значительную часть российской молодежи. Все попытки создания молодежных структур, ориентированных на поддержку правительственного курса, заканчивались неудачей. «Идущие вместе», «Наши», «Россия Молодая» не могли объединить и, тем более, вовлечь в какую-либо систематическую деятельность, сколько-нибудь значительное количество молодых людей — как в столице, так и в провинциальных городах и сельской местности.
только квалифицированный педагог воспитает из детей настоящих граждан
Соответственно, в условиях отсутствия развитой молодежной политики государства единственным институтом, способным выполнять функции воспитательного характера (не будем сейчас рассматривать вооруженные силы — речь сугубо о гражданском сегменте общества), остались образовательные учреждения — школы, колледжи и лицеи, институты, университеты, академии. Однако в учреждениях высшего профессионального образования воспитательная компонента постепенно исчезла, что стало результатом утверждения прагматических принципов в качестве основного ориентира развития российского высшего образования. В современной России высшую школу ориентируют на подготовку специалистов, владеющих определенными знаниями и навыками и востребованных на отечественном и мировом рынках труда. Вплоть до настоящего времени на определенном уровне российские вузы с этой задачей справлялись, однако в угоду прагматическим интересам практически не уделялось внимание реализации воспитательных функций российского образования. Большинство российских студентов «выпало» из-под воспитательного влияния государства, что незамедлило сказаться на системе ценностей, поведении и мировоззрении многих молодых людей и девушек. Ведь отсутствие воспитательной политики в отношении молодежи неизбежно влечет за собой распространение социальных девиаций в молодежной среде, которые могут принимать как асоциальную форму в виде алкоголизма, наркомании и токсикомании, игромании, так и активную антисоциальную форму, проявляющуюся в совершении преступлений, в присоединении к агрессивным молодежным субкультурам или радикальным и экстремистским организациям. Нашумевшая история московской студентки Вари Карауловой — один из наиболее типичных примеров негативных последствий утраты высшими учебными заведениями воспитательных функций. Современным преподавателям главное, чтобы студент более-менее сносно учился, а каковы его ценностные установки, чем он интересуется и занимается, преподавательский состав интересует сегодня меньше всего.
В отечественной классической образовательной традиции в качестве основной цели полагалось не только профессиональное обучение учащегося, но и формирование «цельной личности», всесторонне развитого человека, который, помимо определенных знаний, обладал бы и соответствующими морально-этическими качествами. Именно эта модель лежала в основе образовательной политики советского государства. Воспитание учащегося рассматривалось как не менее важная функция образования, чем его обучение. «Стать людьми» молодежи помогали высшие и средние учебные заведения, преподавательский состав которых был, по сути, и воспитателями подрастающих поколений. Таким образом, в отличие от прагматично ориентированной западной системы образования, российское образование всегда отличалось гуманистической направленностью. Гуманистическая парадигма определяла развитие системы высшего образования в советский период и именно она закладывала в фундамент организации учебного процесса изучение не только профессиональных, но и общеразвивающих дисциплин, в первую очередь — философии и отечественной истории. В 1990-е гг. гуманитарная составляющая в высшем образовании была в еще большей степени усилена — теперь даже будущие «технари» изучали не только философию, но и социологию, психологию, другие социально-гуманитарные предметы (в зависимости от специфики конкретного вуза). Сегодня воспитательные функции университетов практически не реализуются, а то, что называют администрации вузов воспитательной работой, представляет собой скорее ее профанацию, выполняемую для отчетности и создания положительного имиджа высшему учебному заведению. Ведь формируемые по инициативе администраций вузов всевозможные студенческие организации не имеют влияния на основную массу студентов, а представляют собой небольшие группы карьеристов, которые используют их в качестве начальной ступени к последующему восхождению по карьерной лестнице в системе образования или молодежной политики. Воспитательные функции учебных заведений, по большому счету, сохраняются лишь в образовательных учреждениях силовых структур.
Интернационализация образования, осуществляемая в интересах интеграции России в «мировое образовательное пространство», неизбежно повлечет за собой дальнейшую прагматизацию системы высшего образования. Между тем, утверждение прагматической парадигмы в качестве определяющего вектора развития системы высшего образования представляет прямую опасность для безопасности страны и в плане «утечки мозгов», о которой уже сказано выше. Ведь прагматическая парадигма направляет студентов на поиск наиболее высокооплачиваемых мест работы, ориентирует на усвоение конкретных знаний, которые будут востребованы будущим работодателем, но в ее рамках невозможно привить патриотические ценности, воспитать достойного гражданина своей страны.
Прагматик, которому предложат за выполнение таких же функций в разы большую зарплату за рубежом, не задумываясь согласиться. Ведь ограничителей у него нет. С другой стороны, сложно представить себе утверждение прагматизма в качестве философии учебных заведений, где готовят «базовую интеллигенцию», то есть — учителей, врачей, работников культуры. Для данного сегмента российской системы высшего образования и сокращение преподавательского состава, и коммерциализация вузов, и подчинение их нуждам рынка могут рассматриваться как уничтожающие, поскольку подготовить полноценного врача или учителя можно лишь в том случае, если он проходит и соответствующее воспитание, формируется как личность, то есть — усваивает не только профессиональные знания, но и определенную модель поведения, представления о морали и нравственности, о допустимых и недопустимых поступках. В процессе воспитания будущих специалистов немаловажную роль играют и особые отношения «учитель — ученик», которые все реже встречаются в современной системе высшего профессионального образования.
Рассмотренные проблемы — лишь небольшая часть тех сложностей, с которыми уже начала сталкиваться Россия в процессе модернизации образования. Конечно, избежать инновационных изменений в системе высшего образования Российской Федерации не удастся, но, с другой стороны, государству следует контролировать процесс модернизации образования и направлять его, руководствуясь подлинными государственными интересами, а не интересами транснациональных корпораций, являющихся основными покупателями «мозгов» на мировом интеллектуальном рынке. Без развитой системы высшего образования современная Россия существовать не сможет, но развитая высшая школа — это далеко не всегда копирование западного опыта и попытка угнаться за другой цивилизацией. Развитая высшая школа — это фундаментальность образования, профессионализм, высокие моральные качества, патриотизм и сохранение российских университетских традиций.
Использованы фотографии: http://www.centerasia.ru/, http://health.ej.by/.
Вас заинтересует
Председатель правительства РФ Дмитрий Медведев утвердил план подготовки кадров для оборонной промышленности
Образовательный фронт
О начале работы новой системы подготовки резервистов в России
Эксперт Сергей Комков: «Нам нужно поднимать Россию, а не развивать зарубежную науку
180 лет со дня основания Военной академии Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации
