Путин напомнил Новороссии, где ее дом

Краткий урок истории от Егора Холмогорова по следам выступления президента



Слово «Новороссия», многократно повторенное президентом Путиным во время его прямой линии с гражданами, для кого-то, быть может, звучит в новинку. Многие даже не могут разобраться: «НовороссИя» или «НоворОссия» (правильно второе).
]]>

Что до меня – я это слово знал с детства. На полке валялась книга знаменитого исторического романиста Григория Данилевского (не путать с его однофамильцем – не менее актуальным сегодня философом-славянофилом, автором «России и Европы»). Три включенных туда книги назывались: «Беглые в Новороссии», «Воля» и «Княжна Тараканова». И хотя всех интересовала только история несчастной беспутной самозванки, а критический реализм о борьбе крестьян с крепостным правом был мало кому интересен, но возникало ощущение, что Новороссия – это где-то на Юге, у Черного и Азовского моря, и туда можно при желании сбежать, затеряться в степях, раствориться в камышах… Наш дикий Запад, оказавшийся диким Югом. Если пролистать роман, то оказывалось, что живет там странная смесь из малороссов, великороссов из центральных губерний, сербов, греков, немцев, цыган, и пройдет еще немало времени, прежде чем это пространство устоится.

Перед нами именно новое пространство, непохожее ни на основную Россию – лесную, государственную, суровую, ни на Украину – степную, полуанархическую. Отвоевано было это пространство у крымских татар да ногайцев, для которых оно было не более чем пустынной степью, местом кочевания, путем грабительских набегов на цивилизованные народы с целью угнать в рабство полон, да буфером от карательных экспедиций царских воевод, казаков и польских крылатых гусар. Долгими столетиями шла борьба цивилизации со степью, медленно надвигался на степь оседлый народец. Это было пространство народной колонизации, осуществлявшейся русскими в режиме вечного бега наперегонки между заселяющим земли народом и устанавливающим свой порядок государством. То вырвется вперед царская служба и появится крепостица, вокруг которой начинает собираться гулящий народ, то наоборот – появляется на краю степи беглое сельцо с лихими людьми – полуразбойниками, полукрестьянами, а за ними уже подбирается и государева сила, чтобы и охранять, и облагать.

Рациональное освоение Новороссии началось в XVIII веке, когда русские императоры стали привлекать для преобразования степи новое население. Сперва это были сербы (широкое собирательное название всех южных славян) – в районе нынешнего Кривого Рога возникла Новая Сербия, в районе Луганска – Славяносербия. Потом к сербам прибавились колонисты-немцы, а на юге греки, изгнанные из Крымского ханства, основали Мариуполь.



Настоящим творцом Новороссийской мечты стал князь Григорий Потемкин-Таврический. При нем основаны Екатеринослав (Днепропетровск), Николаев и Херсон, становится государственной землей из казачьей вольницы Запорожье, вступает в состав Новороссии и Крым. Вскоре будет основана Одесса. Это пространство большого проекта, большой мечты Потемкина – соперничая с Петром Великим, под новым южным солнцем он пытается основать свой Петербург, свой Парадиз, прекрасней петровского. В полной мере этот проект осуществиться не успевает, но задает весь вектор развития Новороссии, так не похожий на аграрную гетманскую «Украину». Это пространство смелых экспериментов, стягивания самого неожиданного населения (прежде всего великорусского из внутренних губерний). Тут может появиться и средиземноморский веселый порт Одесса, и совершенно уральский по духу завод Луганска, и отдающая даже не английским, а американским духом Юзовка (Донецк).

Знаменитый губернатор Новороссии Михаил Воронцов превратил Одессу в главный зерновой порт Восточного Средиземноморья и начал работу по превращению Крыма в современное райское место (что потребовало немалого преобразования его природы). По Черному морю начали сновать пароходы. За вторую половину XIX века Восточная часть Новороссии с прилежащим Донбассом (строго говоря, Донбасс, как и Харьков, это и не Новороссия, а просто Россия, они считались всегда частью основного географического массива России, без регионального членения) превратилась в развитый промышленный район. Никому и в голову не могло прийти, что это может считаться какой-то Украиной. Украина с её гоголевскими вечерами, казацкими думами и двусмысленной памятью о Мазепе была где-то далеко. А Новороссия была скорее внутренней русской Америкой – пестрое население, смесь пустынной степи и городской лихорадки, в которой зарождаются лучшие университеты, такие, как Новороссийский университет в Одессе.



Присоединение Новороссии к Украине было встречено сперва довольно болезненно, хотя и не воспринято всерьез. Впрочем, уже в 1920-е годы Иосифу Сталину приходилось идти на конфликт с «товарищами украинизаторами», которые пытаются обучать рабочих Донбасса «низшей форме речи» – украинской мове. Сталин объяснял, что Донбасс включен в состав Украины как раз для того, чтобы укрепить советскую власть сознательными русскими рабочими, а не для того, чтобы прививать этим рабочим махновскую вольницу и петлюровский язык. Однако постепенно украинизация наползала на Новороссию благодаря миграции населения. Если города, как правило, успевали перерабатывать украинизированных сельчан назад в русских (на Украине вообще бросалось в глаза почти стопроцентное соотнесения украинства с деревней и русскости с городом), то сельская округа не всегда. И если мы сейчас видим в Новороссии украинцев – это сельчане, которые могут вступить и в «Правый Сектор», и которым не слабо крошить ракушечник на Потемкинской лестнице в Одессе.



Но кошмара насильственной украинизации, как в незалежной с 1991 года Украине, никто в Новороссии не ожидал. Когда он начался – люди сперва растерялись, потом начали сопротивляться. Это сопротивление было, к сожалению, оседлано группой контролировавших Донбасс криминальных авторитетов и олигархов, создавших «Партию Регионов». И Новороссия вновь была обманута: вместо своего президента Виктора Януковича, второго государственного языка – русского – и свободы выбирать свою власть, Новороссия сперва получила диктатуру криминальной группы, наплевавшей на все обещания, затем – майдановскую хунту. Города Новороссии начали бунтовать сразу, хотя чем дальше от границы России, тем больше их душит окрестная сельская стихия. Радикализация настроений растет, и донбасское восстание обозначило, очевидно, точку невозврата – Домой!



Вряд ли всерьез кого-то удастся убедить сложить оружие и сесть договариваться о «федерации» с чужими людьми, которых представляют собой невменяемые украинизаторы из хунты. Да и незачем, если движение входит в силу. Люди, никогда не терпевшие украинства, говорят во весь голос. Люди, мимикрировавшие под украинцев, начинают менять ориентацию. Русская Весна дала новый импульс к формированию Новороссии, последние десятилетия украинизма ставшей из мечты Потемкина мечтой русских на Украине о лучшей жизни, об альтернативе украинизации. Мечта становится политическим фактом. Все не желающие украинизироваться земли начинают притягиваться друг к другу, через конфликт с хунтой начинают конфликт с украинизацией – и обретают политическую субъектность. Начинается великое бегство Новороссии из Украины, к которой она была совершенно насильственно пристегнута.

Оформится ли эта субъектность в государственность? Я сомневаюсь в этом, поскольку Новороссия – это эхо России, это ее обновление под теплым солнцем. И экономически, и культурно это должно быть одно с Россией пространство, что возможно сегодня только в политическом единстве. Поэтому, если уже восставший народ не позволит задушить свое движение, то Новороссия сплотится и начнет самоопределяться. Это будет самоопределение в качестве России – иной, новой, в чем-то даже лучшей России, как некогда и задумывалось Потемкиным.

Сбор командиров Новороссии

Тайна Игоря Стрелкова

Сербские добровольцы в судьбе Новороссии

Признание Новороссии в руках Игоря Стрелкова

Павел Губарев: «Новороссия – вот наше имя!