16 августа 1859 Николай вместе с братом Сергеем был зачислен в гимназию, однако в июне 1863 был исключён из нее по политическим мотивам. Оставив гимназию, юноша захотел поступить в Академию художеств, однако мать отговорила его. В конце сентября 1863 он в качестве вольнослушателя попал на физико-математическое отделение Санкт-Петербургского университета. Но и здесь Николай не задержался — уже в феврале 1864 года за нарушение университетских правил ему было запрещено посещать данное учебное заведение.
Странствия Николая Николаевича по земному шару начались в 1864 году, когда Миклуха принял решение перебраться в Европу. Там он сначала учился в Германии в Гейдельбергском университете, затем переехал в Лейпциг, а после в Иену. Он «зондировал» множество наук. Среди изучаемых им предметов была физика, химия, геология, философия, гражданское и уголовное право, лесоводство, физическая география, теория национальной экономии, сравнительная статистика, история греческой философии, учение о сухожилиях и костях…
В конце 1865 года бедный русский студент в заплатанной, но неизменно чистой одежде, попался на глаза прославленного естествоиспытателя Эрнста Геккеля. Молодой человек понравился этому убежденному материалисту и ярому стороннику теории Дарвина. В 1866 году уставший от кабинетной работы Геккель взял двадцатилетнего Миклуху в крупное научное путешествие. В конце октября 1866 Николай поездом отбыл в Бордо, а оттуда отплыл в Лиссабон. 15 ноября участники путешествия отправились на Мадейру, а затем на Канары. В марте 1867 года, возвращаясь в Европу, путешественники посетили Марокко. Здесь Николай Николаевич вместе с проводником-переводчиком посетил Марракеш, где познакомился с жизнью и бытом берберов. Далее путешественники отправились в Андалусию, затем в Мадрид и через столицу Франции в начале мая 1867 вернулись в Йену.
В 1867-1868 годах Николай Николаевич посетил крупнейшие зоологические музеи Европы. А в 1868 году «Йенский журнал естествознания и медицины» опубликовал первую статью учёного, посвящённую рудиментам плавательного пузыря селахий. Любопытно, что подписана работа была «Миклухо-Маклай». Начиная с той поры, данная фамилия прочно закрепилась за русским путешественником.
В 1868 Николай Николаевич закончил медфак Йенского университета, однако становиться практикующим врачом он вовсе не собирался и продолжал ассистировать Геккелю. В последующие годы он написал ряд статей, в которых излагал собственные взгляды на механизмы эволюции. Осенью 1968 года он вместе с доктором Антоном Дорном прибыл в Мессину с целью изучения морских губок и ракообразных. В январе 1869 они также осуществили подъём на Этну, не дойдя всего трехсот метров до кратера.
После исследования фауны Средиземного моря молодому ученому захотелось поближе познакомиться с животными Красного моря, а также найти связь фауны Индийского океана с красноморской. Весной 1869, когда поверхность Горьких озер в Африке покрылась рябью от первых вод, протекших по руслу нового Суэцкого канала, Николай Николаевич появился на улицах Суэца. Облачившись в наряд араба, он посетил Джидду, Массауа и Суакин. Условия для работы оказались тяжелы — даже ночью жара не опускалась ниже +35 градусов по Цельсию, жилья у ученого чаще всего не имелось, его мучили приступы подхваченной ранее малярии, а от песка из пустыни у него развился сильный конъюнктивит. Тем не менее, Миклухо-Маклай сумел собрать интереснейшую коллекцию кремнёвых, известковых и роговых губок, ныне хранящуюся в Зоологическом музее РАН. Летом 1869 года из Александрии ученый на пароходе «Эльбрус» выехал в Россию.
Путешествие Николая Николаевича на Красное море сыграло огромную роль в его судьбе. Именно здесь впервые проявились специфичные особенности его деятельности — тяга работать одному и предпочтение стационарных методик исследования. Отныне двадцатитрехлетний зоолог твердо знал свою цель — посетить народы и страны, где еще не ступала нога белого человека. Страны эти располагались в Тихом океане…
В конце 1869 года известному русскому академику Карлу Максимовичу Бэру доложили, что с ним хочет встретиться некто Миклухо-Маклай. Молодой человек, представший перед старым ученым, был одет в залатанный поношенный сюртук и имел при себе рекомендательное письмо от Эрнста Геккеля. Бэр, увлекавшийся изучением первобытных племен и являвшийся яростным защитником равноправия рас, приветливо встретил юного зоолога и на первых порах доверил ему заниматься исследованием коллекций морских губок, доставленных с севера Тихого океана русскими экспедициями. Эта работа захватила Маклая. Ему удалось выяснить, что все имеющиеся губки Охотского и Берингова морей относятся к одному виду, приспособившемуся к местным условиям.
Все это время у Николая Николаевича крепло убеждение о необходимости организации экспедиции для исследования Тихого океана. Часами он просиживал в приемной Федора Литке, являющегося вице-председателем Русского географического общества, с надеждой увидеть своенравного и грозного адмирала. Сначала Федор Петрович не хотел и слышать об удивительных требованиях Маклая, передавшего в Совет общества записку с просьбой отправить его в Тихий океан. На помощь пришел видный деятель географического общества, замечательный отечественный географ Петр Семенов, сумевший свести молодого путешественника и адмирала лицом к лицу. При этой встрече всегда застенчивый и скромный Маклай внезапно показал себя тонким дипломатом. Весьма искусно завел он с Литке беседу о прошлых тихоокеанских и кругосветных походах адмирала. В конце концов, суровый морской орел, растроганный воспоминаниями, дал обещание похлопотать за Николая Николаевича. Федору Петровичу удалось выбить для Маклая разрешение проехать на борту одного из отечественных кораблей. Также путешественнику из средств Географического общества выдали 1350 рублей. Молодой ученый, отягощенный нищетой и долгами, облегченно вздохнул.
Корвет военного флота «Витязь» отплыл из Кронштадта в октябре 1870. Николай Николаевич условился с командиром корабля о месте и времени встречи, а сам отправился в Европу. В Берлине Маклай встретился со знаменитым этнографом Адольфом Бастианом, показавшим гостю недавно полученные копии известных «говорящих таблиц» с Пасхи. В Амстердаме путешественника принял нидерландский министр колоний, распорядившийся выдать Николаю Николаевичу последние издания карт Тихого океана. Британские военные моряки в Плимуте подарили ученому из России прибор для замера океанских глубин. В Лондоне Маклай также пообщался с выдающимся путешественником и биологом Томасом Гексли, некогда изучавшим Новую Гвинею.
В конце концов, Николай Николаевич взошел на палубу «Витязя». Во время долгого плавания ему удалось сделать одно важное открытие в, казалось бы, далекой от его деятельности сфере — океанографии. Терпеливо опуская термометр в глубины океана, Миклухо-Маклай убедился, что глубинные воды находятся в постоянном движении и имеют различную температуру. Это говорило о том, что в океане происходит обмен экваториальных и полярных вод. Господствовавшая же до этого теория утверждала, что нижние слои воды в океане имеют постоянную температуру.
Запасшись в Рио-де-Жанейро продуктами и свежей водой, «Витязь» отправился в трудное плавание вокруг мыса Горн. Спустя несколько недель перед путешественниками открылась Полинезия. Свой путь Николай Николаевич держал к берегам Новой Гвинеи — второго по размерам острова Земли. Там жил первобытный человек и там русский ученый хотел отыскать разгадку происхождения рода человеческого.
7 сентября 1871 корвет лег в дрейф в заливе Астролябия, открытого французом Дюмон-Дюрвилем. Ни один белый человек прежде не высаживался на эти берега Новой Гвинеи. Первый день пребывания на берегу Миклухо-Маклай целиком потратил на знакомство с местными жителями — папуасами. Русский ученый щедро одарил их различными безделушками. К вечеру он возвратился на «Витязь», и офицеры корабля с облегчением вздохнули — «дикари» пока что не съели русского ученого.
В следующий раз, когда Маклай снова съехал на берег, туземцы уже без особой боязни вышли ему навстречу. Так произошло первое сближение Николая Николаевича с ужасными «людоедами». Вскоре близ самого моря закипела работа — корабельные плотники и матросы сооружали жилье для Маклая. В это же время офицеры с «Витязя» проводили топографическую съемку. Коралловая бухта в обширном заливе Астролябия получила название порт Константин, мысы были названы именами делавших съемку топографов, а ближайший остров стал носить гордое имя — Витязь. 27 сентября 1871 над кровлей выстроенной хижины поднялся русский флаг, и наступил торжественный и одновременно грустный момент расставания — Николай Николаевич оставался один на берегу Новой Гвинеи.
Когда русский ученый впервые решил посетить деревню туземцев, он долго думал, брать ли револьвер с собой. В конце концов, оружие он оставил дома, захватив лишь записную книжку и подарки. Жители острова встретили белого человека не очень приветливо. Вокруг ученого столпилась дюжина папуасских воинов, увешанных плетеными браслетами, с черепаховыми серьгами в ушах. Над ухом Маклая пролетали стрелы, копья дергались перед его лицом. Тогда Николай Николаевич уселся на землю, снял ботинки и… лег спать. Сложно сказать, что творилось у него на душе. Однако он заставил себя заснуть. Когда, проснувшись, ученый приподнял голову, то с торжеством увидел, что туземцы мирно сидят вокруг него. С удивлением папуасы смотрели, как белый человек неспешно завязал шнурки башмаков и ушел обратно в свою хижину. Так Николай Николаевич «заговаривал» себя от стрелы, копья и ножа из кости казуара. Так он учился презирать смерть.
Жизнь на острове шла размеренно. Вставал ученый-отшельник с рассветом, умывался родниковой водой, а затем пил чай. Трудовой день начинался с записей в дневнике, наблюдений за приливной волной, измерением температуры воздуха и воды. В полдень Маклай завтракал, а затем отправлялся в лес или на берег моря собирать коллекции. Вечером приходили папуасы, которые помогали ученому в изучении незнакомого ему языка. Маклай свято чтил туземные обычаи, и количество его друзей среди папуасов быстро росло. Они часто приглашали ученого к себе. Он лечил больных, был свидетелем похорон и рождения папуасов, почетным гостем сидел на званых пирах. Все чаще Николай Николаевич слышал слова «Караан-тамо» (человек с луны) и «Тамо-рус» (русский человек), как называли его меж собою туземцы.
Больше года Миклухо-Маклай прожил в своем домике на берегу океана и успел за это время сделать многое. В землю Новой Гвинеи он посадил семена полезных растений и сумел вывести кукурузу, бобы и тыквы. Также прижились около его хижины и плодовые деревья. Заразившись примером русского исследователя, многие туземцы приходили за семенами. Ученый составил словарик наречий папуасов и накопил бесценные сведения о промыслах и искусстве местных жителей. В своем дневнике он писал: «Я готов жить на этом берегу много лет». По праву первооткрывателя Маклай жадно изучал и территорию Новой Гвинеи. Он поднимался в горы, открывал неизвестные реки, плавал по лазурным заливам. Его научные коллекции росли с каждым днем. Николай Николаевич обнаружил ценные масличные и плодовые растения, а также новую разновидность сахарного банана. Его тетради были полны заметок, записей и дивных рисунков, среди которых преобладали портреты темнокожих приятелей Маклая. Хижина его стала настоящим научным институтом. Болезни, змеи, ползающие по кровати и письменному столу, сотрясающие хижину подземные толчки — ничто не могло помешать Николаю Николаевичу в его великом труде.
Миклухо-Маклая в немалой степени занимали вопросы антропологии. В те годы в этой науке шла настоящая война. Многие ученые, поддерживая плантаторов и рабовладельцев, утверждали, что австралийцы и негры не равны белому человеку. Антропология тех лет делила человеческие черепа по форме на короткие и длинные. «Длинноголовые» считались представителями доминирующей или высшей расы, по сравнению с «короткоголовыми». Самой ярой защитницей подобного ученого мракобесия выступала Германия уже тогда занимавшаяся поисками неполноценных народов и заводившая разговоры о превосходстве длинноголовой белокурой германской расы. Русская наука, по-настоящему передовая и чистая, не могла оставаться в стороне от развернувшейся борьбы. Свои наблюдения и выводы она противопоставляла злобным откровениям врагов «цветных» народов. Миклухо-Маклай, являясь представителем отечественной антропологической науки, в своих изысканиях природы человека старался всегда подходить к представителям любого народа или племени без всякой предвзятости. В окрестных горах вокруг залива Астролябия проживало около трех с половиной тысяч папуасов. Измерения их черепов, выполненные Маклаем, показали, что среди обитателей этой части острова есть и «короткоголовые», и «длинноголовые» люди.
Карта путешествий Миклухо-МаклаяВ декабре 1872 за Николаем Николаевичем прибыл корабль «Изумруд». Мореплаватели отдали русскому ученому воинские почести, встретив его громогласным троекратным «ура». Матросы и офицеры были поражены, когда бородатый отшельник сообщил им, что еще подумает возвращаться ли ему на родину. Последнюю ночь «Караан-тамо» провел в кругу туземцев. Когда «Изумруд» вместе с Николаем Николаевичем отплыл от острова, по всему Берегу Маклая зазвучали барумы — длинные папуасские барабаны.
После длительного плавания «Изумруд» остановился в гавани Манилы — столицы Филиппин. Русский ученый был наслышан о различных чудесах этих земель. 22 марта 1873 он, исчезнув из-под надзора команды «Изумруда» и отыскав в порту знающего проводника, отправился через Манильский залив в Лимайские горы. Там в глубоком лесу он встретил тех, кого давно хотел увидеть — бродячих чернокожих негритосов. По сравнению с ними Николай Николаевичем казался великаном, рост их не превышал 144 сантиметров. Поэтому их и прозвали «негритосами», что значит по-испански «маленькие негры». На самом же деле ни один антрополог того времени не знал к какой группе народов их отнести. Изучая представителей этого племени, Маклай совершил очередное крупное открытие. Он установил, что негритосы не имеют ничего общего с неграми, а являются отдельным племенем папуасского происхождения.
«Изумруд» путешественник покинул в Гонконге, где, пересев на торговое судно, отправился на Яву. В яванской столице его ожидала первая слава. О Маклае написали в колониальных газетах, и сам Джеймс Лаудон — генерал-губернатор Нидерландской Индии — пригласил русского исследователя в свою резиденцию неподалеку от горного города Богор. Гостеприимный Лаудон сделал все, чтобы Николай Николаевич мог работать и отдыхать. Резиденция яванского наместника была расположена в центре Ботанического сада, и семь месяцев русский ученый провел под сенью редчайших пальм и огромных орхидей. В это же время о Маклае впервые «заговорили» русские газеты. В богатой местной библиотеке путешественник видел номера «Санкт-Петербургских ведомостей», «Кронштадтского вестника», «Голоса» с заметками о нем. Однако славы Маклай не любил, предпочитая все время посвящать научным занятиям. Подготовив ряд статей о первой поездке к папуасам, отважный путешественник начал готовиться к походу на берег Папуа-Ковиай, расположенный на западе Новой Гвинеи. Места эти европейцы посещать боялись, а малайцы утверждали, что жители этого берега страшные разбойники и людоеды. Однако Николай Николаевич не боялся подобных слухов и в конце 1873 года покинул Богор. На большой морской лодке с командой в шестнадцать человек он отплыл с Молуккских островов и успешно достиг берега Папуа-Ковиай. Здесь Маклай открыл проливы Софии и Елены, внес важные коррективы в старые карты побережья и без страха двинулся в глубь острова. В водах местных озер Маклай собрал уникальные коллекции раковин и отыскал новый вид губок. Также им были найдены выходы каменного угля и открыт новый мыс, получивший имя Лаудона.
После возвращения из этого похода в июне 1874 исследователь тяжело заболел. Лихорадка, невралгия, рожистое воспаление лица надолго приковали его к койке больницы в Амбоине. Здесь Николай Николаевич услышал рассказы о таинственных племенах «оран-утанов» (по-малайски «людей леса»), обитающих внутри Малаккского полуострова. Ни один ученый прежде не наблюдал живого орана. Простившись с Лаудоном, у которого Маклай восстанавливался после болезни, путешественник отправился на поиски диких оранов. Пятьдесят дней его отряд бродил по дебрям Джохора. Нередко путники шли по пояс в воде или плыли на лодках по затопленным лесам. Часто им попадались следы тигров, реки кишели крокодилами, огромные змеи пересекали дорогу. Первых оран-утанов ученый встретил в декабре 1874 года в лесах в верховье речки Палон. Они были темны кожей, невысоки, хорошо сложены и, как отметил Маклай, сильны не по росту. В оран-утанах Джохора Николай Николаевич признал остатки первобытных меланезийских племен, когда-то населявших всю Малакку. Ему удалось подружиться с ними и даже пожить в их жилищах, кроме того исследователь собрал образцы ядов из зубов змей и растительных соков, которыми ораны мазали свои стрелы.
В марте 1875 года он предпринял новый поход в глубь Малакки. Достигнув приморского города Пекана, ученый направился в тропические леса княжества Келантан. Скрипучая повозка, лодка и плот, а чаще всего собственные ноги несли путешественника в страну «лесных людей». В день он пешком проходил около сорока километров. В горных ущельях между княжествами Паханг, Тренгану и Келантан Николай Николаевич отыскал меланезийские племена Малакки — оран-сакаев и оран-семангов. Низкорослые пугливые чернокожие люди жили на деревьях. Все имущество их состояло из ножей и набедренных повязок. Они бродили по диким лесам и добывали камфору, которую обменивали у малайцев на ткани и ножи. Русский ученый установил, что в глубине полуострова живет пять чистых меланезийских племен, отметил места их обитания, изучил образ жизни, облик, язык и верования. Сто семьдесят семь дней Маклай пробыл на Малакке. Распрощавшись с «людьми леса», он вернулся в Богор к Лаудону.
Заканчивался 1875 год. Миклухо-Маклай даже не представлял, как выросла его популярность. С ним искали встречи самые именитые исследователи, портретами Николая Николаевича были украшены страницы «Живописного обозрения», «Нивы», «Иллюстрированной недели» и многих других отечественных изданий. Отечественные картографы нанесли на карту Новой Гвинеи гору Миклухо-Маклая. Но никто из них не знал, что знаменитый путешественник уже многие годы скитается без крова и занимает деньги, дабы совершать свои далекие и опасные походы.
Очень скоро стены дворца в Боторе стали для неутомимого путешественника тесными. Поблагодарив за все Джеймса Лаудона, Николай Николаевич на шхуне «Морская птица» отплыл из яванского портового города Черибон и в июне 1876 года прибыл на Берег Маклая. Все его старые знакомые оказались живы. Возвращение Тамо-руса стало праздником для папуасского народа. Старую хижину Маклая съели белые муравьи, и туземцы наперебой приглашали Николая Николаевича поселиться у них. Путешественник выбрал поселок под названием Бонгу. В его окрестностях корабельные плотники при помощи папуасов построили ученому новое жилье, на этот раз настоящий домик из прочного строевого леса.
Во время второго посещения Берега Маклая ученый окончательно сроднился с местным народом. Он в совершенстве выучил обычаи папуасов и их язык, строение общины и семьи. Сбылась его давняя мечта — он изучал зарождение человеческого общества, наблюдал человека в первобытном состоянии, со всеми его печалями и радостями. Маклай удостоверился в высокой нравственности туземцев, в их миролюбии, любви к семье и детям. А как антрополог, он убедился в том, что форма черепа не является решающим признаком расы.
В конце 1877 в залив Астролябия случайно заплыла английская шхуна. На ней Николай Николаевич решил отправиться в Сингапур, чтобы привести в порядок свои коллекции и написать статьи о сделанных открытиях. Также у него имелись мысли об учреждении в Океании особых станций международной защиты темнокожих племен. Однако в Сингапуре он опять заболел. Осмотревшие его врачи в буквальном смысле приказали ученому отправляться под целительные лучи солнца Австралии. Маклай не хотел умирать, еще слишком многого он не сделал в жизни. В июле 1878 русский зоолог появился в Сиднее, остановившись сначала у русского вице-консула, а затем у руководителя Австралийского музея Вильяма Маклея. Здесь он от яванских и сингапурских купцов узнал, что его долги превысили сумму в десять тысяч русских рублей. В качестве закладов Маклаю пришлось оставить им свои бесценные коллекций. Несмотря на свою известность все письма Николая Николаевича с просьбами о помощи, посланные в Географическое общество, так и остались без ответа. Литературный заработок исследователя также был ничтожно мал.
Вскоре нищий ученый переехал жить в маленькую комнату при Австралийском музее. Там он, применяя новые методы, исследовал австралийских животных. На досуге Миклухо-Маклай предпочитал читать сочинения Ивана Тургенева. Книги своего любимого писателя он выписывал из России. На берегу местной бухты Ватсон-Бей неутомимый исследователь решил организовать Морскую зоологическую станцию. Он тревожил покой сановников и министров до тех пор, пока не выбил для станции участок земли, сам нарисовал чертежи зданий и руководил строительством. В конце концов, Морская зоологическая станция — гордость ученой Австралии — была открыта. После этого вечный скиталец Океании начал собираться в новую экспедицию. Деньги на этот раз ему выделил Вильям Маклей.
Рано утром 29 марта 1879 из порта Джексон вышла шхуна «Сади Ф. Келлер». За 1879-1880 год Маклай посетил Нову Каледонию, острова Адмиралтейства и Лифу, архипелаги Луб и Ниниго, архипелаг Луизиады, Соломоновы острова, острова Торресова пролива, южный берег Новой Гвинеи и восточный берег Австралии. Двести сорок дней путешественник провел на берегах неизученных островов и сто шестьдесят в плавании по морю. Научные открытия совершенные им в этой экспедиции были огромны. Впервые Маклай собственными глазами созерцал случаи людоедства, однако это его не устрашило — он спокойно бродил по поселениям людоедов, делая рисунки, проводя антропометрические измерения и составляя словари местных языков. В конце путешествия он сильно заболел. Приступы невралгии длились у ученого сутками. Возвратилась к нему и «денге» — мучительная лихорадка, от которой у Маклая распухали суставы пальцев. Болезни так его вымотали, что в 1880 году исследователь весил всего 42 килограмма. На острове Четверга путешественник уже не мог самостоятельно передвигаться. Однако чужие люди помогли ему, Миклухо-Маклай был доставлен в дом английского чиновника, где, несмотря на пессимистичные прогнозы, сумел поправиться.
Миклухо-Маклай в Квинсленде в 1880 году. Постановочная фотография. Обращают на себя внимание атрибуты «экзотики»: походное снаряжение, туземное копьё и ветви эвкалипта на заднем планеМай 1880 года Николай Николаевич встретил в Брисбейне — столице штата Квинсленд. Здесь из газетных вырезок он узнал приятную новость о том, что петербургские газеты, опубликовали статью известного итальянского ботаника Одоардо Беккари с призывом о помощи Миклухо-Маклаю. Более того, на его счет в Сиднее уже были переведены собранные по подписке деньги, которые хватило, чтобы оплатить купцам и банкирам все долги и вырвать из их рук сокровища науки. На некоторое время ученый вернулся к изучению мозга животных, населяющих Австралию. Попутно он занимался палеонтологией, собирал сведения о похищениях и обращениях в рабство жителей островов Тихого океана, участвовал в организации Австралийского биологического общества.
В 1882 году Маклай затосковал по родине. Мечта его о возвращении в Россию сбылась, когда в Мельбурн прибыла эскадра контр-адмирала Асланбегова. 1 октября 1882 всемирно известный путешественник и ученый выступил в Санкт-Петербурге на собрании Географического общества. Тихим спокойным голосом, безо всякой рисовки он рассказал о своей деятельности в Океании. Затаив дыхание, все собрание слушало его. К сожалению, несмотря на желание руководителей Географического общества, данная организация не имела ни возможностей, ни средств поддержать дальнейшие исследования Николая Николаевича. Среди ученых также нашлось немало глупцов и завистников. Перешептываясь у него за спиной, они язвили, что Маклай (знающий, к слову, семнадцать различных языков и наречий) не совершил ничего выдающегося. Не раз во время докладов ученого к нему приходили записки с вопросами, каково на вкус мясо человека. Один любознательный человек спросил у Николая Николаевича, умеют ли плакать дикари. Маклай с горечью ответил ему: «Умеют, зато чернокожие люди крайне редко смеются…».
Но никакие злопыхания завистников и реакционеров не могли омрачить славу великого русского ученого. О его трудах писали газеты и журналы всего мира — от Саратова до Парижа, от Санкт-Петербурга до Брисбейна. Знаменитый художник Константин Маковский нарисовал замечательный портрет «Тамо-руса», а столичное общество любителей этнографии, антропологии и естествознания присудило ему золотую медаль. Россию Маклай покинул в декабре 1882 года. Посетив своих знакомых в Европе, он по старой дороге Порт-Саид — Красное море — Индийский океан прибыл в тропическую Батавию. Там он, встретив русский корвет «Скобелев», уговорил его капитана зайти по пути во Владивосток на Берег Маклая. В середине марта 1883 года Николай Николаевич прибыл к знакомым берегам. В этот раз он привез с собой семена тыкв, саженцы цитрусового и кофейного деревьев, манго. Своим друзьям «Тамо-рус» доставил малайские ножи, топоры и зеркала. На берег с корабля также перевезли целое стадо купленных Маклаем домашних животных — коров и коз.
Летом 1883 года русский путешественник вернулся в Сидней, поселившись в домике при Морской станции. В феврале 1884 Николай Николаевич женился. Его супругой стала молодая вдова Маргарита Робертсон, дочь бывшего премьер-министра Нового Южного Уэлса. В этот же год над Океанией и Африкой начало подниматься зловещее немецкое знамя. Немецкие авантюристы безумствовали в Восточной Африке, а купцы из Гамбурга поторапливали правительство с захватом Того и Камеруна, с нетерпением изучая карты Невольничьего берега, богатого масличной пальмой и каучуком. Миклухо-Маклай внимательно следил за происходящими событиями. В то время он еще верил в благородство сильных мира сего и даже написал Бисмарку письмо, в котором говорил, что «белый человек должен взять на себя защиту прав темнокожих туземцев с островов Тихого океана». В ответ на это в конце 1884 года немецкие колонисты подняли свой флаг над Берегом Маклая.
В 1885 году Николай Николаевич снова вернулся в Россию. После долгих мучений и хлопот открылась выставка его коллекций. Успех ее можно было сравнить лишь с тем успехом, который через год имела выставка другого великого русского путешественника — Николая Пржевальского. Однако Русское географическое общество по-прежнему медлило с публикацией его трудов, а обещания императора издать книги путешественника за государевы средства, так и остались на бумаге. В октябре 1886 спецкомитет, созданный по распоряжению Александра III, и вовсе отказал Николаю Николаевичу во всякой поддержке.
В 1886 году Маклай вновь отправился в Сидней. Ехал он туда в последний раз, с целью забрать свою семью, коллекции и материалы. В Сиднее путешественнику пришлось пережить новое потрясение. Пришли вести с Берега Маклая — правитель немецкой Новой Гвинеи выселял папуасов из приморских деревень, которые затем сравнивал с землей. Немцы об этом открыто сообщали в своих колониальных вестниках. Вернувшись в Санкт-Петербург, Миклухо-Маклай слег окончательно. Он уже с трудом держал карандаш, предпочитая диктовать свою автобиографию.
Однажды на глаза Маклая попала одна газетная статья. В ней сообщалось, что Германия окончательно присоединила остров Новая Гвинея к своей империи. Комедия «протектората» закончилась. Прочитав статью, «Тамо-рус» потребовал принести перо. Он написал всего пару строчек. Это было послание германскому канцлеру, гневный крик смелого и благородного сердца: «Папуасы Берега Маклая выражают протест против присоединения их к Германии…»
Вскоре после этого Николай Николаевич совершил свое последнее путешествие — в клинику Виллие, относящуюся к Военно-медицинской академии. Предчувствуя близкий конец, он завещал все свои коллекции, бумаги и даже собственный череп родной стране. Шесть недель Николай Николаевич провел в страшных страданиях. Невралгия, лихорадка, водянка — на нем не осталось живого места. Сердце Миклухо-Маклая билось все тише и тише. Он умер в 9 часов 2 апреля 1888. На Волковском кладбище на неприметной могиле великого сына земли русской был установлен простой деревянный крест с короткой надписью. Профессор Василий Модестов в своей надгробной речи сказал, что отечество похоронило человека, прославившего русское мужество и русскую науку в самых далеких уголках необъятного мира, и что человек этот являлся одним из самых выдающихся людей, когда-либо рождавшихся на нашей древней земле.
Памятник Маклаю на Новой Гвинее
Вас заинтересует
100 лет назад погиб Петр Нестеров
Исследователь морей Гавриил Андреевич Сарычев
Победы Кавказской кампании Восточной войны
Калифорния могла стать русской
Неутомимый путешественник Николай Михайлович Пржевальский
